, превратившись в небольшой островок прочной, прохладной земли. Раскаленные угли, бывшие его словами гнева, потухли. Камни, летевшие в него, рассыпались в прах, не долетая. Бык, готовившийся к новому яростному броску, вдруг споткнулся, как будто ударился о невидимую стену. Он ревел, брыкаясь, изрыгая пламя, но не мог приблизиться к островку. Его ярость билась о щит милосердия. Лица на его боках исказились еще больше, но теперь в них читалась не только боль, но и… удивление. Сила, питавшая его – гнев Артемия – иссякала у источника.
Рафаил воспользовался замешательством чудовища. Его светящийся меч взметнулся не для удара, а для освещения. Яркий луч света упал на Быка, но не обжег его, а высветил что-то под слоем раскаленного металла – слабые, искаженные, но человеческие черты в самом теле чудовища, следы тех душ, чьи обиды его создали. И в этом свете Бык взвыл – не яростью, а болью и страхом. Он отпрянул от света и островка милосердия, пятясь вглубь лавовых полей, его пламя стало чадить, а раскаленное тело – покрываться трещинами и темнеть. Он не был уничтожен, но его власть над душой Артемия была сломлена.
Жар спал. Лавовые поля потускнели. Артемий стоял на своем островке, дыша тяжело, но уже не от ярости, а от потрясения. Его призрачная форма была цела, гнев утих, сменившись глубокой усталостью и сожалением о причиненной боли. Он посмотрел на Рафаила. Воин Света опустил меч, его сияние было спокойным и чистым.
– Милосердие победило ярость, Артемий, – прозвучал колокольный голос. – Сдержанность во гневе ради защиты слабого – подвиг пред Господом. Ты устоял. Но не время расслабляться. Впереди – Ледяные Пещеры Сребролюбия. Где душа замерзает в объятиях золота. Ищи искру милосердия, даже малую монету, отданную от сердца. Она согреет тебя.
Туман перед ними снова заколебался. Багровые и огненные тона сменились ледяными синевами и мертвенными белизнами. Воздух резко похолодел, запахло металлом, пылью и вечным холодом. Издалека доносился тихий, жадный шелест и звон будто падающих монет, замерзающих в полете.
Артемий вздохнул. Путь продолжался. Следующая бездна, Сребролюбие, ждала его, суля не огонь, но ледяную, мертвящую пустоту. Он шагнул с островка милосердия навстречу холоду, готовясь к новой битве, зная, что его оружием теперь будет