, превращаясь в жидкую, липкую лаву. Она тянула его вниз, угрожая поглотить в огненном болоте его же неконтролируемой страсти. Раскаленные камни, выбитые копытами Быка, летели в него, обжигая. Артемий кричал от боли и ярости, его слова превращались в
раскаленные угли, падающие под ноги и усиливая жар.
– Ищи оазис, Артемий! – кричал Рафаил, отбивая новый яростный натиск Быка, каждый удар которого сотрясал лавовые поля. – Ищи в себе остров милосердия! Где ты сдержал руку? Где защитил без жестокости? Там – твое спасение!
Оазис? В этом аду? Среди лавы и ярости? Артемий из последних сил пытался отбиваться от летящих камней и вырываться из липкой лавы под ногами. Гнев ослеплял. И вдруг – вспышка памяти. Не яркая, а спокойная, как чистая вода.
Узкая улочка. Пьяный боярский сынок, размахивая кинжалом, гонится за перепуганной девчонкой-служанкой. Артемий видит это. Гнев закипает в нем мгновенно – против насильника. Он готов броситься, схватить, избить. Но девчонка уже у ног его коня, глаза полны ужаса. Пьяный наездник хохочет, замахиваясь кинжалом. Артемий схватывает его за руку. Ярость требует ударить, проучить жестоко. Но он видит страх не только в глазах девчонки, но и в глазах пьяного юнца – животный, неконтролируемый страх. И вместо удара Артемий резко дергает наездника с седла, бросает его в грязь, придавливает коленом и выбивает кинжал. Он рычит в лицо ошарашенному обидчику: «Убирайся, падаль! Пока цел!» – но не бьет. Девчонка уже убежала. Он отпускает юнца, который, бормоча проклятия, улепетывает. Артемий стоит, дрожа от невыплеснутой ярости, но с чувством выполненного долга без лишней жестокости. Он защитил, но не уничтожил.
Этот образ спокойной силы, этой сдержанности во гневе ради милосердия, вспыхнул в душе Артемия. Это был не трусость, а власть над страстью. Островок человечности в море ярости.
Артемий не просто вспомнил – он ухватился за это чувство. Он перестал метаться, перестал отвечать яростью на ярость Быка. Вместо этого он… опустил поднятый для удара кулак. Внутри бушевал шторм, но он нашел точку опоры. «Прости, Господи… Прости мою жестокость, мой необузданный гнев… Дай мне силу милосердия…»
И случилось чудо. Там, где стоял Артемий, сосредоточенный на образе милосердия и сдержанности, лава под ногами остыла и затвердела