Через двадцать минут – профланировав мимо Летнего сада, миновав Дом офицеров, бросив короткий заинтересованный взгляд на голубеющее в глубине проходного двора здание кинотеатра, – уже на самой Салтыкова-Щедрина, – новоиспеченные конфиденты и побратимы добрели до углового здания с большими затененными окнами на первом этаже.
«ПРИ-БОЙ», – раздельно по слогам прочитал крупные, выведенные прописной вязью буквы, Кнут. Мелкие буквы вывески, обозначавшие назначение заведения, он произнес и вовсе запинаясь, с некоторой удивленной интонацией: «пивной бар»
– Как это – пивной? Шампанского, вашей сибирской-пшеничной-столичной тут нет? Но это же бар??
– Бар. Но пивной. Только пиво. И пиво только одного сорта, – увесисто и коротко, переводя невероятное для германца в разряд очевидного для славянина, пояснил Пахомов. – Ну? Пошли?
Фотс вскинул в очередной раз свою мохнатую бровь-бабочку – сейчас, очевидно, в знак согласия, Пахомов толкнул тяжелую, видавшую виды дубовую дверь, и они вошли.
Предбанник был пуст. Под потолком одиноко горел плафон. Окошко гардероба в торце было наглухо заколочено. Не задерживаясь и не осматриваясь, Пахомов толкнул затонированные стеклянные двери справа от дубового входа и запустил интуриста внутрь. Другое дело!! – это была классическая пивная, не требовавшая в своем названии употребления короткого англицизма из трех букв: от бара – пивного или не только пивного, – здесь были лишь полумрак и белые пятна рубашек двух официантов, как будто без опоры перемещавшихся в воздухе пивной.
Было многолюдно. Стоял дружелюбный гул. Побратимам несказанно повезло: кто-то, видимо, только что оставил место трапезы и ближайший ко входу стол у окна был свободен, хотя еще и не убран.
Пахомов подтолкнул Фотса:
– Сейчас попросим убрать.
Явный антисоветский вид профессора сработал безукоризненно: практически моментально перед ними возник прохиндейского вида парень, составил на поднос оставшуюся посуду, протер стол и со словами «сейчас-вернусь-сейчас-сейчас» куда-то отсеменил.
Пахомову в общем-то было приятно: «Вот ведь, встречают-то по одежке… так бы еще самому за подносом пришлось бы шлепать…» Прохиндей снова материализовался через несколько коротких минут: