Наверное, сам вид крови, и эти старые морщинистые руки, и это нелепое стояние на краю пыльной дороги смешали Пахомова:
– Не буду. Передумал. Как хотите – не буду.
Фотс, видимо, и не ожидал легкой победы – он не пустился стыдить и попрекать, но мягко продолжал:
– Ну, что вы, Саша: воспринимайте, как символ, как ритуал. Не буду. Не буду я вас колоть. Честно. Просто дайте запястье… Не буду я вас колоть, – повторил он уже с твердой интонацией.
Пахомов подчинился. Немец взял его за запястье, перевернул руку Пахомова, – как это делают, чтобы просчитать пульс, – и еще раз макнув жало в свою миниатюрную кровяную чернильницу, написал на пахомовском запястье четыре готических буквы: Θӧҭs
– Вот, всё. Хорошо, – сказал он, любуясь.
Саша не удержался:
– Вы, немцы, всё-таки неисправимые эссесовцы – как вы любите всю эту эстетику.
Фотс надулся. Помолчал. Потом сумрачно спросил на родном буржуинском:
– Nun, welches Beer?
– Чего?… Beer?… Naturlich! Let`s go! – неожиданно естественно встроился в жонглирование иноязычными словечками Пахомов, и взяв уже на себя роль ведущего, тут же выдал конкретное предложение:
– Тут не так далеко есть пивной бар. На Кирочной, у Чернышевской.
– Кирочная? – спохватился и вернулся в оживленную туристскую заинтересованность Фотс. – Was ist das?
– Так это теперь улица Салтыкова-Щедрина, – благодушно довольный своей городской первородностью, отвечал Саша. – Некоторые уцелевшие по старой памяти еще так употребляют – по старорежимному.
Конец фразы Пахомова заглушили два трамвайных вагона, прогрохотавших сначала мимо новоиспеченных побратимов, а затем, укоризненно покачивая красными боками, удалившихся вдоль Лебяжьей канавки в сторону Кировского моста и заголенного генералиссимуса.
– «Старорежимному»? – переспросил Фотс, и сам же ответил:
– Может быть, тогда двинем в сторону Невы – у крепости я видел красивую плавучую ресторацию… или в Асторию: ваши власти любезно оставили там, как вы говорите, старорежимное заведение.
Пахомов напрягся. Он теребил в кармане сиротливую бумажку и старался определить на ощупь – трёшка это или рубль: «Вроде большая бумажка – трёшка, рубль, он поменьше и не такой плотный, да в монетнице еще с полтинник наберётся, то есть три с полтиной – по сорок пять копеек кружка, по паре на брата, да за пивной набор рупь… вроде хватит. На метро точно останется, хотя конечно не разбежишься, не до чаевых…»