– У меня есть семья, сэр?
– Отец точно есть.
Тайра посмотрела на Горана как на полоумного. Родной отец присутствовал в ее жизни лишь первый год, и с тех пор никто его больше не видел. Навряд ли Горан отыскал его, чтобы втянуть в свою партию. Речь явно шла совсем о другом человеке.
– И кто же он? – наконец произнесла она.
– Я, – ответил Горан, и Тайра не увидела на его лице ни тени улыбки.
Узы раскаленной проволокой впились в кожу, сердце запнулось, и ей стало по-настоящему страшно.
…Тайра стояла напротив дверей Зала Совета, но не могла сконцентрироваться ни на одном из элементов резного узора. Она отчетливо видела все линии, завитки, листья, но с каждым взмахом ресниц они стирались из памяти и вместо них оставались только неясные воспоминания.
Дышала Тайра неправильно, не так, как она делала это в обычной жизни. Тело словно было затянуто в корсет, и она чувствовала, как поднимается и опускается грудь в попытке вместить достаточное количество воздуха, но его все равно не хватало, и ее состояние было близко к обмороку. Пальцы были ледяными, а идеально ровный позвоночник уже начинал болеть, но она не могла позволить себе расслабиться. Она не должна была расслабляться. Не сейчас.
Она ждала этого дня столько лет, шла к этому моменту с тех пор, как стала осознавать, что ее ждет, и желала этого больше, чем чего бы то ни было другого. От финиша ее отделяли только эти старинные двери, двенадцать шагов по мраморному полу Зала Совета и несколько мучительно длинных минут ожидания решения, которое для нее будет формальным, но избавиться от страха и трепета было невозможно. Она сдерживала себя самым строжайшим образом, чтобы ни одна эмоция не прорвалась наружу и не подавила всех в Ишанкаре, но ей самой было сложно представить, сколько требуется для этого сил. Где-то внутри внизу живота в тугой клубок были скручены волнение и страх, и они мешали соображать, как бывало перед экзаменами или серьезными контрольными.
Двери мягко раскрылись, предлагая войти, Тайра глубоко вдохнула и шагнула в зал.
В ожидающей тишине ее каблуки приглушенно стучали о мраморный узор пола. Церемониал предписывал замереть перед сидящими полукругом членами Совета и поклониться. Она не видела их лиц – с лицами было то же, что и с узором на дверях, – но хорошо различала их души. Все эти годы она боялась не оправдать их доверия, старалась изо всех сил, чтобы соответствовать должности и званию, которое они ей доверили, и теперь остался один шаг до того, чтобы Ишанкар разрешил ей не только служить. Это означало бы, что ее знания и опыт нужны не только ей, а самое главное, что она не чудовище и ее можно освободить из Башни и подпустить к людям. Это означало бы, что Совет, а в их лице и Ишанкар, наконец-то принял ее такой, какая она есть, как много лет назад принял ее сэр хет Хоофт.