Следующий круг будет уже привлечённый, который суть такой же как уличный, но особенным образом в твоем восприятии расставленный. Стало быть, то о чём мыслишь является теперь и непосредственным, и конкретным. Например, как в потоке людей вдруг встретишь кого-то своих. Разумеется, безучастным никак не останешься. Значит, стремглав полетишь, потому что не чужой, а кто-то свойский тебе. Ведь здесь уже отношения какие-то. Значит, круг сей знакомый, приятельский, а возможно и дружеский. Правда и не более того. Ибо, общих впечатлений может быть и действительно много, но, если каждый есть сам по себе, то и все остаются ж при своих интересах. Потому и, хотя общий круг размышлений может быть и очень близким тебе, но остается, тем не менее, общим, а не лично твоим. Значит, хотя и какой-то предмет размышлений может быть здесь интересным тебе, но необходимым вот ничуть не становится, то есть ты это четко знаешь в себе.
Таким образом, вот и входишь во внутренний круг размышлений, в котором предметом мышления становишься сам по себе, значит, что-то извне сюда не привлекаешь уже. В виду того и теряешь всякие ориентиры куда тебе двигаться далее, а более того даже теряешься в том, а возможно ли само движение теперь? Ведь если во внешнем и в привлеченном круге была возможность опредмечивать мысль в нечто отличное себя самого и совершать, таким образом, манипуляции какие-то, то здесь лафа та закончилась. Теперь свою мысль можешь опредмечивать только собой. Сталось, отныне, становишься не только темой, но и предметом мышления, а следовательно и манипулировать собой будешь как мыслью. Сколь бы чудовищным не показалось такое, но иного способа мыслить себя попросту нет.
Ну, а чтобы все это представить наглядней, можно бы в пример привести и церковную службу. Ведь на те же три круга делится и церковная служба, если считать, что внешний круг службы совершается теми, что толкутся на паперти; что привлечённый круг службы совершается теми, кто в церковь помолиться приходят; что, наконец, внутренний круг службы совершается теми, кто и ходят же в церковь литургию служить. Ну, а почему все это вместе церковной службой зовется да потому, что церковная служба и есть же в сущности бдение, то есть ничего неделание, но не бездельничанье, а внутреннее созревание до готового своего состояния. В этом смысле, каждый и служит же на своем уровне общую церковную службу. В той связи и вопрос, а почему бы мышление не рассматривать подобно же бдением, а, следовательно, и служением. То есть ни тем, что кому-то вдруг захотелось, а некиим образом жизни уже. Тем более, если это этической базой личности может служить. Ведь чем не занимайся, а представлять мышление творчеством явно ошибочно. Поскольку в человеке, во-первых, нет потенциалов таких, а потом же тем вносится ведь мнимая субъектность творца, имеется в виду тем, разумеется, бог. То есть появляется так ложный отвлекающий фактор. Потому и следовало бы исходно себе уяснить, что человек никак не творец; что задачей внутреннего круга мышления является лишь Самопознание. Разумеется, речь не о том, что задача та формулируется кем-то заранее. Нет, того что все в самопознание исподволь движется ни сном – ни духом не ведаешь. Более того, почти до конца ни о чем не догадываешься. Ибо, впечатление будто бы чего-то стихийного, но и вместе с тем предопределенного что-ли. Отсюда и думаешь, ну, разве ж не подозрительно это, что складывается будто б стихийно, но вот той же стихийностью, словно бы под гору, в самопознание все катится.