Припарковав джип у самого начала улицы, Петька подхватил свой прозекторский чемоданчик и, словно кузнечик, выпрыгнул из машины. И тут же от своей резвости чуть не попал под колеса появившегося неизвестно откуда огромного, поблескивающего зелеными лакированными боками вагона на колесах. Но Петька даже не заметил, что чуть было не пустил по миру свое многодетное семейство. Наоборот, вперившись своими васильками в этого слонопотама, он запрыгал на своей тощей ножке и в восхищении заорал так, что его высокий голос, наверное, был слышан на другом конце города:
– Класс! Я тоже такую тачку хочу! И стоит она всего четыре лимона!
– Дурак и мещанин!!! – отрезала Анна Федоровна и церемонно, как и подобает сыщице по особо волшебным делам, выплыла из машины и вступила в заветную точку, где кончается жизнь и начинается сыск.
Каменный дом, где находилась кафе-булочная «Форнарина», ничем не отличался от таких же строений на Итальянской: двухэтажный, темно-бордовый, с узенькими оконцами. Несмотря на раннее время, у места происшествия уже собралась толпа зевак, которую тщетно пытался разогнать местный участковый. Слева от входа на белом кованом стуле в позе кающейся Магдалины, возведя глаза к небу, сидел маленький, одетый в черный смокинг, толстенький мужчина средних лет, по всей вероятности владелец кафе. Неподалеку от него, словно стайка воробышков в длинных слюнявчиках, жались друг к другу испуганные официанты. Перед добротной деревянной дверью с историческими засовами взад и вперед расхаживали работники опергруппы, а справа стояла хорошенькая девушка-кинолог со свирепой, готовой сорваться с поводка и разорвать всех в клочья, нюхастой овчаркой с милой кличкой Нюша. А перед самым входом, по обе стороны крошечного столика, на котором сиротливо стояли два недопитых бокала, в скорбной неподвижности смерти застыли мужчина и женщина. Глядя на них, создавалось впечатление, что эта безжалостная девушка с косой схватила их врасплох, состроив одну из самых страшных своих гримас. Они сидели в неестественных позах, откинувшись на спинки стульев. Их подбородки были задраны вверх, глаза почему-то закрыты, а на белых как мел лицах осталось выражение ужаса. Мужчина, которому на вид было чуть больше сорока, был высок, красив, с пышной шевелюрой густых русых волос, одет в темно-синий костюм в полоску. Женщина – полная, лет пятидесяти, с рыжими крашеными волосами, была в небрежно накинутом на плечи дорогом светлом пальто, которое теперь уже вряд ли ей понадобится.