По весне, когда просыхала дорога, бывало захаживали деревенские бабы. Они о чем-то шушукались со старухой, та в ответ каркала своим скрипучим голосом, ухмылялась, а иногда и нечистого поминала. Давала им в бутылях настойки разные, да мази. Бабы приносили в знак благодарности разносолы, да сладости. Как-то Глаше довелось попробовать настоящий сахарный леденец на палочке. Он показался таким вкусным, что и слов не знала девочка, чтобы описать, с чем сравнить могла бы.
Иногда бабка доставала старый заскорузлый шмат* сала, отрезала от него жирный ломоть* и протягивала девочке. Глаша первый раз смотрела с опаской. Съедобно ли наверняка не могла сказать, она такого раньше не ела. Но выставляла старуха деликатесы не часто, только по большим и непонятным для Глаши праздникам.
В избе не было ни образов*, ни лампадки*. Только паутина и пучки трав по углам под самым потолком и куча разных склянок на полках. Одной только старухе понятные приметы, заставляли с раннего утра долго всматриваться в небо и начинать приготовления разных яств*. После обеда всякий раз погода портилась, протяжно завывал ветер в кронах вековых сосен, и к ночи струи дождя хлестали так, что в полуметре не было видать ни зги*. В такие вечера с завидной регулярностью на пороге появлялись заплутавшие путники, все как на подбор – красивые, крепкие мужчины да молодые парни. Старуха привечала их, усаживала за стол, ломившийся от яств. Всю ночь из избы доносились песни и смех, а девчушку отправляли спать в предбанник, настелив свежей соломы на полу. Глаша была и рада – там было тепло, а после праздничного застолья ей доставались объедки со стола, казавшиеся особенно вкусными.
Когда появлялся заезжий путник, сбившийся с большака* и бродивший в здешних лесах, старуха привечала* его. Всякий раз топила баньку, кормила досыта. Но по́ утру, проснувшись, Глаша никогда не заставала путников. Видать они раненько, с первыми лучами солнца, отправлялись в путь. Бабка после этого становилась ласковой и как будто даже молодела. Она задумчиво улыбалась, поглядывая на подрастающую девочку, хоть оскал ее можно было назвать улыбкой с большой натяжкой.