Упав на колени, я погладила змеюшку, в снегу скрутившую мёртвые кольца. Рядом топталась бабка Беляна, грозила Некрасу скрюченным пальцем:
– Не будет удачи в том доме, где убита змея охранная. Разозлил ты, молодец, государя змеиного, окропил порог кровушкой, отвадил счастье.
– По змее горюете? – взбеленился Некрас. – По скользкой гадине, не по бабе живой? Да я выжгу по весне Шуршащий лес и саму Чёрную гору за матушку!
Тут уж и мать, и сестра, добежавшие вслед за мной до двора, сделали охранные знаки, а отец покачал головой:
– В этом доме не свадьбу, а тризну справлять. По-родственному поможем, чем сможем, помянем, проводим к богам. А ты, Некрас, не гневи небеса. Покорись судьбе, усмири буйну голову. Спит змеиный царь под горой – пусть же сон его будет крепок и продлится ещё сотню лет!
Дрожа, я приблизилась к жениху, обняла его, прижалась покрепче. Прошептала с обречённостью в голосе:
– В дом, где смерть и беда, меня не отпустят. Пока вьюга следы заметёт, пока весна отмоет от кровушки, там уж и лето постучится в окошко. Если люба тебе, если веришь в судьбу, приходи за мной жёлтой осенью. Коли боги рассудят, дождусь тебя и войду в этот дом хозяйкой. А пока и видеться нам не след.
Некрас снова завыл серым волком, норовя ухватить, удержать. Но я знала, чуяла женским сердцем: если останусь с ним вот теперь, не будет покоя славному дому, погибнет брат недавно рождённый или сам оглушённый горем хозяин, староста нашей деревни.
Одиноко нужно дожить до весны и по первым ручьям поспешать к горе, земно кланяться лесу Шуршащему. Умолить государя змеиного, чтоб простил неразумного жениха и отпустил нас, что пташек, на волю.
За забором стояла Аглашка, прижимала к лицу белые руки, укрывая улыбку и счастливые слёзы за наигранным горьким горем.
Едва вскрылся сугроб у старого дуба, я отрыла в корнях обручье. То сверкнуло в весенних лучах, яркое, отмытое снегом, подмигнуло мне калаиговым глазом. Мол, пора просыпаться, красная девица, вслед за змеями торопиться в Шуршащий лес.
Помолясь для твёрдости роду и пращурам, старым богам и новому Господу, укрепя свой дух веткой полыни – оберегом от хитрости змеёвой – я поспешила привычной тропой к подножию Чёрной горы. Время вернуть подарок, вымолить прощение жениху, потерявшему от горя рассудок.
С того тёмного дня я не знала Некраса, не видела подле калитки. Говорили подруженьки: затворился, всё по матушке горюет, стал чернее тучи. Церковь новую стороной обходит, а к старым богам потерял почтение.