– Лавушка, как ты, цела? Что же ты молчишь, ненаглядная? Драгоценная моя судьба золотая!
– Отлепись от девки-то, дурень, – донёсся голос ведуньи Беляны. – На кой ляд её из деревни повёз?
Бабка растёрла под носом траву, и я расчихалась, раскашлялась, понемногу возвращаясь в рассудок. Замычала телушкой, задрожала, забилась.
– Так-то лучше, очнулась, болезная. Ты, герой, её в баньку неси, буду из тела мороз изгонять. Сам же о девке думать забудь, не твоя она, чужого не тронь. Игры твои не к добру ведут, долей девичьей своей не исправишь.
Почудилось мне в полудрёме, в надёжном коконе крепких рук, или стал Некрас холоден, будто лёд, и в голосе загудела вьюга?
– Ты знаешь мою долю, ведунья. Как выберу, так и станется. Моя Огнеслава, никому не отдам!
– Донёс девку? Ну и брысь со двора! Не подкатывай обручьем серебряным.
Снова стало зябко и боязно. Зажмурилась крепко-крепко, ухватилась руками за парня, удержала на самом пороге:
– Твоей назовусь. Засылай сватов! Сыграем свадебку на Крещение.
Некрас от счастья расцвёл, раскраснелся. Беляна протяжно вздохнула и запустила в него клюкой.
Говорили потом, что добрые молодцы гнали волков до самого поля, а когда уж готовы были забить, серые хищники сгинули, будто истаяли в белых сугробах, осыпались ломкой позёмкой. Лишь вой пронёсся над дальнею рощей да ветер рванул к Чёрной горе.
К свадьбе готовились всей деревней, платье шили, доставали припасы. Показали приданое родичам, дабы в дом чужой не войти побирушкой, без единого гроша за душой. Некрас по деревне бродил шальной, всё записочки берестяные подкидывал, любушкой называл.
Да только иначе судили боги, пращуры не сберегли, и случилась в доме жениха беда. Матушка Некраса спустилась в подпол да оскользнулась в огуречном рассоле, обернувшимся льдом на земляном полу. В падении зацепила рукой ветхий хлам, под которым спала змея, отчего-то не мирный домашний полоз, гроза всех мышей и крыс, а болотная злая гадюка. Змеюшка очнулась от спячки и спросонок укусила бабу за палец, моментально вздувшийся ядом. Отец Некраса дрова колол, сам добрый молодец чистил коня. Когда хватились, было уж поздно: в стылом подполе лежало хладное тело, почерневшее от отравленной крови.
Я бежала со всех ног по деревне, в сарафане домашнем, босиком по снегу, но не успела отвадить беду. Взбешённый Некрас изловил гадюку и измочалил ей голову о дровяную колоду. По всей деревне летел его вой, да такой, что собаки попрятались. Поглядел на меня потерянным взглядом, в глазах черти пляшут, в руках – тельце кровавое. На душе – чернота и звериный рык. Отбросил змею к моим ногам, весь скривился и застонал, будто в чём упрекнуть хотел. Страшен стал, так страшен, что сердце застыло и слова утешенья застряли в горле.