Хаар’торрин ла сэйна вель,
Ир дорн эланн, ва лора серинталь.
Айра толь ва кирен, наара киа —
Са лем’на, са элрен, са дориа.
Так начиналась Песнь, что отзывалась в глубинах Серинталя, когда пела её сама земля. Говорили, что если спеть её в миг грозы – можно услышать, как небо отвечает.
Её помнили кланы. Напевали в детстве, забывали, потом снова вспоминали. Думали, что это просто ритуал. Но те, кто слушали внимательнее, чувствовали: внутри неё жило нечто. Память. Движение. Домой.
Говорят, один мальчик спел её, глядя на молнию, и гром ударил не в землю – а в его голос. Говорят, одна женщина спела её у истока, и вода пошла вспять. Говорят, однажды её споёт та, чьё имя – имя мира.
Говорят, что однажды Песнь заговорила сама. Никто не понял слов, но старый ферран с глазами мокрого янтаря прошептал: «Она проснулась». Его никто не услышал. Но в тот день над спящим Серинталем распахнулся кусочек неба.
Иногда барды вплетали строки Песни Грома в баллады, не зная, откуда они. В тавернах Элленира старики морщились, услышав знакомый мотив: – Не играй с такими словами, мальчик. Это песня для грозы.
А в горах, где стучит барабан грома, девочка с заплетённой в косу красной нитью пела её, не зная смысла. И ветер, казалось, узнавал:
Са лем’на… са элрен…
Мир ждал. Серинталь ждал. И та, кого ждали, – уже шла. Её шаги были ещё неуверенны. Её голос – ещё не свой. Её имя – чужое.
Пока её звали Лора.
Но в песне её имя звучало иначе.
Глава 1
Слишком тихое утро
Бывают такие дни, когда утро будто забывает включиться. Когда тишина становится не просто фоном, а главным звуком. И не поймёшь, проснулась ли – или всё ещё внутри сна.
День начался не со света, не с запаха кофе, а со слова:
– Что?!!
Сначала пропищал будильник в 7:15, хотя она его ставила на 6:30. Потом кран выдал кофе вместо воды. (Ну почти. Горько. И явно не пригодно для чистки зубов.) А затем зеркало мигнуло. Не электрическим светом. А каким-то… лесом.
– Так. Всё. Я либо схожу с ума, либо мир начал игру без моего согласия, – сказала Лора вслух, зарываясь в свитер и направляясь к чайнику.
Она заварила чай, достала свой блокнот – и как-то неожиданно серьёзно села наблюдать, как реальность разваливается по швам.
Чай остыл быстрее, чем хотелось. За окном уныло капал дождь. И не просто дождь, а такой, каким обычно плачут в недорогих мелодрамах, когда главная героиня теряет надежду, работу и зонт одновременно.