Импульс как вторжение Замысла
Ты не зовёшь его.
Ты не выбираешь его.
Ты даже не понимаешь, что именно происходит – сначала.
Он входит.
Как холод в комнату, где ты забыл закрыть окно.
Как ток, от которого дёргается рука.
Как огонь, в который ты не хотел входить – но оказался внутри.
Импульс – это не воля человека. Это воля Замысла.
И когда она врывается – нет ничего важнее.
Ты можешь называть это как угодно:
озарение, зов, дрожь, вдохновение, бессонница, бред.
Но по сути – это вторжение.
Ты сидел.
Жил.
Справлялся.
Держался.
Играл в стабильность.
Делал всё, как надо.
Ты не звал. Но оно вошло.
Почему? Почему именно сейчас? Почему именно в тебя?
Потому что так захотел Замысел.
Потому что через тебя – можно.
Он не ищет идеальных. Он ищет проницаемых.
Не сильных. А готовых быть расплавленными.
Это не вторжение зла.
Это не благословение как награда.
Это контакт с Источником, который просто ищет выход в этот мир.
И если ты – тонкое место, треснувшее место, настоящее место,
через тебя прорвётся.
Импульс не спрашивает разрешения.
Он не согласовывает с твоими планами.
Он приходит, когда ты не готов —
потому что готовности быть сосудом не существует.
Ты не можешь быть готов,
пока не перестанешь быть самодостаточным.
Импульс приходит не к сильному, а к тому, кто сломлен и открыт.
К тому, кто больше не держит себя в руках.
Кто перестал играть.
Кто распался.
Это не случай.
Это – точка входа Замысла.
Импульс входит, когда твой контроль истощён.
Когда маска дала трещину.
Когда ты уже не знаешь, зачем живёшь.
Когда умирает всё, во что верил.
Вот в этот момент – ты становишься пригоден.
Не для славы. Не для успеха. Не для наград.
А для реализации того, что должно быть реализовано.
И если ты чувствуешь:
– я не знаю, кто я,
– мне страшно,
– мне хочется кричать,
– но почему-то я не могу не делать —
– значит, он уже вошёл.
Бабушка, которая вылечила деревню молчанием
Она никогда не говорила лишнего.
Ни в молодости, ни потом.
Люди говорили:
«Она странная. Живёт как отстранённая. Как будто знает что-то, что никому не скажет.»
Но никто не знал, что когда-то у неё сгорел дом, умерли дети, и она больше не могла говорить от боли.