– Скорее всего, уже сели, – решил Тихон, имея в виду приземлившийся катер, – Или шумоподавились.
Это было хорошо, это был явный трындец гештальта, но что-то еще свербило, неоконченное. Вопрос неравных стульев свербил, вот что. Зашитая в стулья иллюзия равенства морщила пространство, как черная дыра из научпопа.
Конструкторы мебели даже не предполагали, какую бомбу они заложили под заднюю часть Тихона своим стремлением к унификации производственных процессов, экономии материалов и упрощении маркетинга!
Тихон сидел на среднестатистическом стуле и переживал. Переживал он за себя будущего, вставшего со стула и прогулявшегося, например, в сторону кухни. Сколько еще иллюзий встретится ему на пути? Майя везде, она повсюду, она вездесущая, как самец кобры по имени Наг из сказки про отважного мангуста Рикки-Тикки. В слове «кобра» тоже скрывалась иллюзия равенства, как и в любом усреднении. Будь все по-людски, Наг был бы не кобра, а кобр – долой равенство! Долой усреднизмы, коими полнится мир!
– Останусь сидеть, – решил Тихон, – Не выйду из-за стола условно-досрочно.
Осторожно потрогал пяточкой пол – не далек ли, чтобы излишне напрягаться, к нему тянучись? И не близок ли до того, чтобы горбить коленки?
– На своем ли стуле сижу… – сурово задумался беспощадный к себе Тихон.
Этим в ящике стола хорошо, они сели. Под них конструкторы запилили обтекающий ложемент, чтобы хорошо летелось и приземлялось. Закавыка, в чем тут закавыка…
В том, что туловище космонавта важнее для Родины, чем его, Тихона, туловище, вот в чем закавыка. Космонавтово туловище вообще космонавту не принадлежит, он целиком есть собственность Родины, по крайней мере в рамках контракта.
Тихон вспомнил, что у него самого заключен с институтом контракт на смерть в томографе.
– Пожалуй, мне этого хватит, – сказал Тихон, обращаясь к мужикам, приземлившимся в ящик его письменного стола, – А стул можно и подпилить, если высок. Или сунуть под зад подушечку, если низок.
Выходя из дому, запер дверь на два оборота. Потому что не хотел быть похожим на давно ушедшую в мир иной мать, которая запирала на один оборот, выходя в магазин:
– Я же не надолго, – оправдывалась мать.
Тихон весьма часто вспоминал это, и старался быть не таким. Так и сейчас, запирая на два, Тихон радостно ощутил треск эмоциональной пуповины, свидетельствующий об «успешно проведенной сепарации», как это называла Марусина подруга психологиня. Вот же как хорошо: усреднизмы долой, пуповину долой – свобода!