Сию глубокую мысль, порожденную неведомыми обитателями головы дяди Архипа, следовало, как минимум, принять во внимание. Не принятая во внимание дядина мысль обычно трансформировалась в шатуна, одиноко болтающегося по окрестностям черепной коробки и пугающего народ вместо того, чтобы умилять его зрелищем сосания лапы: ах, какой же он милый, этот мишка. Мирный такой, благодушный, добрый, лапку свою сосет, а мог бы сейчас бродить, рычать и пугать, или вообще задрал кого, непутевого.
Посему, все трое принялись наспех принимать глубокую мысль во внимание. Сам дядя Архип тоже принялся, больше всех испугавшись: принимать мысль во внимание – это вам не на грудь принимать.
Тем временем вечерело, солнышко задернуло шторки на небесах и осторожно покатилось баиньки за горизонт, лишь бы не слышать этих троих, ибо достали уже.
Идея привнести радости и безответственности в процесс получения водительских прав заходила в сознание медленно. Солнышко на всякий случай покатилось быстрее, пока идея не достигла небес.
Отец Филип начал издалека: ему был нужен разбег. Тихон ухмыльнулся, вопросив про себя: «Отче, ты сегодня с шестом, или в длину?».
– Или присовокупить к правам удовольствие, – сказал отец Филип, – Или отсовокупить удовольствие от делания детей. Выбрать что-то одно – и претворить в жизнь!
– Как же так… – растерялся Тихон, – Как можно отсовокупить удовольствие от совокупления… И получившееся претворить…
– Так, проехали, – вынес вердикт дядя Архип, – А то, кажись, кое-кого вредного пора отсовокупить подальше, пущай там умничает!
Иногда дядя Архип начинал крестьянствовать в речи, размашисто запуская в словесное поле всякие там «пущай», «надысь» и «давеча». Обычно после такого запуска следовал мордобой, поэтому публика напряглась.
Скромная паутинка, украсившая собой угол, колыхалась туда-сюда, подчиняясь невидимым воздушным течениям. «Надо же», подумал Тихон, «Стоишь тут, напрягаешься, а вокруг течет воздух. Вокруг целая река из смеси газов, броуновская суета молекул, переливы паутинок, сверкание пыли, мельтешение солнечных зайчиков, тени на обоях рисуют свой загадочный мультик, отвалившийся от стены плинтус просится обратно – но прибить некому. Некому, потому что публика напряглась. Публика зависла в ожидании то ли ответа на вопрос, то ли начала драки. Ожидания публики важнее, чем ожидания плинтуса? Ну а каковы мои личные ожидания, я ведь тоже публика: мы с плинтусом оба ждем, когда нас прибьют».