Она – мой парус, моя конница,
что сквозь века меня несла.
Она одна моя бессонница,
что свет надежды принесла.
[Строфа 5]
Мой друг, он шёл сквозь чащи бора,
Где свет не проникал дневной,
Где эхо долгого раздора
Витало мёртвой тишиной.
Он не искал нигде опоры,
Был сам себе своей стеной.
И слушал леса разговоры,
Что пахли хвоей и весной.
Ему не нужны были своры
Собак и свиты за спиной,
Чтоб покорять седые горы
И спорить с собственной судьбой, где блики
костра, как рыжие гвоздики,
цветут на бархате ночном.
Он знал, что мира многоликий
уют сокрыт в огне простом.
Беру перо, что на столике
лежит, как верный секундант,
ведь в этом мире меланхолика
спасает только музыкант,
чья песнь, как голос у певицы,
звучит, как клятвы вариант,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой надёжный музыкант.
Она – мой ангел, моя птица,
и мой бесценный амулет.
Она одна моя страница,
что я пишу так много лет.
[Строфа 6]
Мой друг, он видел, как река
Свой путь торила меж камней,
Как опускались облака
На пики гор, что всех древней.
Его не мучила тоска,
Но с каждым днём он был вольней.
И пусть была рука крепка,
Он становился всё мудрей.
Он пил из лесного родника,
Не ждал изысканных вестей.
И вера в нём была крепка,
Что он идёт стезёй своей, где блики
росы, как чистые улики
того, что мир был обновлён.
Он видел в капле многоликой
всю суть и всех людей имён.
Беру перо, что на столике
лежит, как старый артефакт,
ведь в этом мире меланхолика
спасает лишь бесспорный факт,
который, словно у провидицы,
пронзает время, словно тракт,
и рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный контракт.
Она – мой крест, моя обитель,
и мой решающий антракт.
Она одна мой избавитель,
что заключает с болью пакт.
[Строфа 7]
Мой друг, но вот тропа пропала
В ущелье, где царила мгла,
Где буря песню завывала
И скалы пламенем секла.
Судьба героя испытала,
На край обрыва привела.
И бездна голодно зияла,
И в ней надежда умерла.
Но в нём отвага не пропала,
Хоть ночь была черней, чем мгла.
Душа отчаянья не знала,
Она вперёд его вела, где блики
зарниц, как гневные улики
богов, что правят миром сим,
пронзали тьму, и слышны крики
стихий, что спор великий с ним
вели. Беру перо, что на столике
лежит, как верный мой кинжал,
ведь в этом мире меланхолика
спасает тот, кто не дрожал
пред бурей, кто, подобно пленнице,
из клетки духа убежал.
И рифма, вечная заступница, —
есть мой единственный кинжал.