А вскоре и девчушки всей стайкою снялись и – упорхнули.
Краем глаза, я изумился их разгильдяйскому отношению к вопросу питания, легкомыслию подхода к столь важному делу. По полпайки как минимум осталось недоеденным в подносе каждой! Хотя, наверное, это возрастное – сколько там у них того желудка.
Тут вдруг вернулась соседка моей соседки слева и снова исчезла, подхватив из соседнего подноса две карамельки в блестящих фантиках, забытые нашей бывшей общей соседкой.
Вот ведь тетёха-растеряха! О чём только та думала, когда улетали?!
В ответ, тетёха вдруг вернулась – заглянуть в свой поднос, где ничего блестящего уже не оставалось. Недолго думая, она присела за дальний край стола, и быстренько доела полтарелки пшённого супа.
(Эге! Да у них тут натуральный обмен полным ходом!)
Открытие совпало с окончанием арбузного десерта.
13
После сладкого особо засиживаться незачем. Подошедшая официантка споро перегребает недоеденный малявками коркут в одну тарелку. Столовая открыта до четырёх – корм не залежится.
Поднявшись, ухватываю свой поднос и отношу его в предыдущий, глубже затемнённый, зал. С приближением к столу-перевалке, подвергся нападению. Из мрака выскочила официантка в маскировочно чёрном. Преградив путь, она вцепилась в мою ношу с другого конца.
– Это моя работа! – заголосила гоп-стопница тоном орущей «Караул!»
Жирный проблеск золотой цепочки на миг прорезал тьму вкруг шеи нападающей.
Нет, не люблю я эти рыжие побрякушки. И тёмные очки, воздетые на темечко вместо ободка, тоже не люблю. Особенно с наступлением темноты. Прекрасно понимаю, что против моды не попрёшь, но эта сс… слишком тормознутая, лет уже двадцать держится. Зажилась. Хотя ношение ошейника из «благородного» металла и вовсе из разряда бессмертного кащейства.
Наверняка же холку трёт, но терпят – ради престижа, как символ принадлежности к зажиточным слоям. Мне попадался землекоп с перстнем на мизинце, зажиточный, наверное.
И вот ведь, как ни бьёт их жизнь, всегда придумают, чем себя ещё помучить, эти жертвы моды. Мазохисты-самоистязатели. Ведь натирает, а не признаются, терпят, типа «мы благородное сословие, у нас и кровь голубая, и холка лужёная». Но я-то ж знаю, мне вон, на стройке, даже обручальное кольцо мешало…
А и что я могу поделать, если до сих пор не научился отказывать женщинам? Отпустил, конечно, свой край подноса. И зашагал между стоек раздатки на выход, где, спиной ко мне, лицом к толпе, стоял добрый регулировщик. Я его по причёске опознал.