1927 Последний рейс Синано-мару - страница 14

Шрифт
Интервал


"Когда умирает культура, сначала исчезают музыкальные инструменты. Потом – те, кто умел на них играть. В конце – те, кто ещё помнит их звучание."


(Из дневника неизвестного, найденного в руинах Осаки)


Уличная сцена

Американский джип Willys MB с рёвом проехал через лужу у разбомблённого почтамта, подняв волну грязной воды. Брызги, смешанные с машинным маслом и пеплом, обрушились на толпу, стоявшую в очереди за пайком. Женщина в перешитом парашютном кимоно вскрикнула, закрывая лицо руками – вода попала в банку с надписью "US ARMY. CORNED BEEF. 1944", которую она берегла для больной дочери.

– "Лови, джап!" – крикнул рыжий сержант из джипа, швырнув в толпу несколько шоколадок Hershey's. Одна из них, завёрнутая в ярко-красную обёртку с белыми звёздами, упала прямо в лужу, где плавали окурки Lucky Strike и ржавые гильзы.

Семилетний Кэн, в рваных дзёмэ (соломенных сандалиях), рванулся вперёд. Его пальцы уже почти схватили шоколад, когда старый учитель Ито (теперь без очков – одно стекло разбилось при бомбёжке, второе он продал за миску бульона) резко схватил его за запястье.

– "Не бери." – прошептал он, и его голос, когда-то звучавший в университетских аудиториях, теперь напоминал скрип ржавой двери. – "Знаешь, что они кладут в этот шоколад? Не только какао. Там есть что-то другое… что-то, от чего наши дети забывают, кто они. Они покупают наши души по кусочкам, Кэн. Сначала – за шоколад. Потом – за джинсы. А в конце – за пустые обещаки."

Из джипа вылез американский переводчик – японец из Гавайев, в идеально отглаженной форме с нашивкой "US ARMY INTERPRETER". Его японский звучал неестественно, как граммофонная запись с царапинами:

– "Демократо! Демократо ва, кодомо-га тэмпура о табэру кото дэсу!" ("Демократия – это когда дети едят темпуру!") – он явно перепутал слова, но солдатам было все равно. Они смеялись, снимая на Kodak Brownie, как японские дети тянутся за конфетами.

Такэо, стоявший в тени разрушенной стены, сжал в кармане медальон – фотографию его роты в Маньчжурии, 1943 год. На обороте была выгравирована фраза: «Самурай умирает только тогда, когда о нем забывают».

Его мысли:

"Мы проиграли не войну. Мы проиграли право даже на свою боль. Наши мёртвые теперь должны умирать заново – на трибуналах победителей. Их будут судить те, кто сбросил напалм на Токио и назвал это «освобождением».