Павел и Давид ещё немного поговорили о политике, обсуждая бесполезность протестов и тотальную слежку федералов. Оба понимали, что любые попытки изменить порядок вещей заканчивались провалом, и разговор быстро сошёл на нет. Допив колу, Павел расплатился, кивнул другу на прощание и вышел на улицу.
Ночь окутала город плотным покрывалом, но неоновые вывески и голографические рекламы не давали темноте полностью поглотить улицы. В воздухе висела влажная дымка, пропитанная гарью и химическими испарениями с заводов, смешиваясь с лёгким солёным бризом с океана. Где-то вдалеке раздались выстрелы, но никто из прохожих даже не вздрогнул – в этих районах это было так же обыденно, как шум пролетающих мимо старых автомобилей. Тротуары были покрыты трещинами и грязью, а в тени узких переулков мелькали силуэты бездомных, свернувшихся на куске старого пластика, пытаясь спрятаться от ночного холода.
Павел подошёл к своему дому – стандартной постройке среднего класса, затерянной среди тесных серых многоэтажек бедного района. Фасад давно потемнел от смога, а в подъезде постоянно мерцали тусклые голографические указатели, указывающие номера квартир. В отличие от трущоб, здесь ещё поддерживался какой-никакой порядок, но до роскоши центра было бесконечно далеко – обшарпанные стены, тусклый свет ламп и редкие прохожие, спешащие укрыться за запертыми дверями от этого низшего мира.
Павел подошёл к входу и наклонился к сенсору биометрического сканера. Узкий луч пробежался по его глазу, идентифицируя сетчатку, после чего замок щёлкнул, и дверь открылась с коротким механическим сигналом.
В бедных районах Неосити царил хаос из трущоб и ветхих построек, которые годами сносили и перестраивали, но они всё равно разрастались, как болезнь. Здесь жили те, у кого не было выбора – рабочие с заводов, безработные, мелкие преступники и те, кто просто не смог удержаться на плаву в этом городе. Их дома чаще напоминали коробки из металла и пластика, где стены были настолько тонкими, что слышно было каждый шорох соседей. Внутри – одна-две крошечные комнаты, облезлый диван, стол с дешёвым пластиковым покрытием и старый экран, транслирующий федеральные новости и рекламу дешёвого алкоголя. Ни у кого не было личного пространства, а из окон с разбитыми стёклами доносился нескончаемый гул ночной жизни трущоб: крики, музыка, шум пролетающих байков и визг уличных разборок. В трущобах зачастую устраивали вечеринки и дискотеку по любому поводу, нередко из-за жалоб их навещала полиция города.