«Настя!» – закричал он хрипло, не зная, что сказать, просто выкрикивая ее имя.
Она вскрикнула, отшатнулась. Кружки упали на камень террасы, разбившись с грохотом. Горячий кофе брызнул на ее платье, на белый камень.
Саша не остановился. Он пронесся мимо террасы, мимо нее. Но куда? Не знал. Просто бежал. По дорожке к воротам. Ворота были открыты. Он вылетел на дорогу – узкую, асфальтированную, ведущую вниз, к поселку.
За спиной он слышал голоса. Двойника. Насти. Встревоженные. Зовущие кого-то? Он не оглядывался. Бежал, пока хватало дыхания. Потом споткнулся, упал на обочину, в грязь. Поднялся. Пошел шатаясь. Стыд горел на щеках. Он чуть не убил человека. Он напугал ее. Он ворвался в их рай, как безумец, оставив страх в её глазах.
Он шел по дороге, не зная куда. Поселок внизу казался мирным. Дети играли. Кто-то косил траву. Запах свежескошенной травы смешивался с пылью. Он видел их лица – счастливые. Они не знали, что рядом чуть не случилось убийство. Что по их дороге идет тот, кто едва не переступил черту.
Он поднял руку. Часы. Кнопка «Домой». Спасение. Но прыжок домой означал возвращение в пустоту. В осознание того, что он мог, но не сделал. И того, что он хотел сделать.
Нет. Он не мог вернуться домой. Не с этим. Он нуждался в наказании. В мире, где его стыд и злость найдут выход. Где его готовность к насилию будет направлена на кого-то… заслуживающего.
Его палец нашел кнопку со спиралью. Он не думал. Он думал только о бегстве. От себя. От своего стыда. От этого рая. Любой мир. Только не этот. Только не видеть ее испуганных глаз.
Он нажал кнопку, глядя на сияющий поселок внизу.
Красивая картинка растворилась в мешанине цветов и гула. Боль прыжка была ничто по сравнению с болью в душе. Он летел в неизвестность, унося с собой образ сияющей Насти с клубникой, ее испуганный взгляд на террасе и тяжесть камня, который он поднял и… уронил. Не бросил. Уронил от слабости. От страха. От остатков совести. Спираль…
Глава 8. Цена справедливости.
Саша упал лицом вниз. Его прижало к чему-то холодному. Медленно поднявшись на колени, он оперся о гладкий, современный парапет. Его одежда – та же поношенная куртка, мятые, прожженные в разных мирах джинсы, грязные кроссовки – выглядела грязным пятном на этой идеальной картине. Прохожие смотрели на него – не подозрительно, как в мире, где тот Саша умер, а Настя горевала и не смогла смириться с его смертью, а… с недоумением. С легким осуждением. Как на человека, который явно выбивается из общего порядка. Он почувствовал себя грязным тараканом на чистом больничном полу.