, бывшего владельца сети магазинов «Евросеть», потерявшего берега, вынужденного ныне содержать небольшой ресторанчик и винный магазин в Лондоне, по последним данным убыточный; хотя в том же Лондоне можно было когда-то встретить Бориса Березовского
5, фигуру калибром неизмеримо крупнее и Чичваркина, и Тинькова
6, и Авена
7 вместе взятых, под конец жизни также близкого к разорению да ещё и мучимого судебной тяжбой с неким Абрамовичем
8.
Не менее симптоматична и басня «Зяблик» (Le Pinçon, IV; XXX): как тут не вспомнить поуехавших деятелей искусства, через одного бивших себя пяткой в грудь и восклицавших, что-де пропала без них Рассеюшка, потеряла-де светоч культуры, и теперь в стране только бездари и тёмное быдло (пожалуй, один Сергей Васильевич Рахманинов подобным образом не высказывался, за что ему (хотя и не только за это: в отличие от Бунина и Шмелёва, он не захлёбывался слюной от радости 22.06.1941, а изо всех сил стремился финансово помочь Красной армии) огромное уважение как гражданину). И что, погибла? На Бунина нашлись Рубцов и Заболоцкий, да и бичевание реальных проблем Маяковским выглядит куда честнее пасквильного бормотания «Окаянных дней». Я уж промолчу о том, что Марк Осипович Рейзен9 в финале оказался ничем не хуже самолюбивого и, возможно, переоценённого Фёдора Шаляпина (в 90 лет спеть арию Гремина в опере «Евгений Онегин» – не каждый в таком возрасте говорить может, не то что петь), и о том, что Советский Союз вырастил плеяду всемирно известных оперных басов, от Александра Филипповича Ведерникова10 до Дмитрия Александровича Хворостовского11. И ныне многие оставившие Россию иноагенты привыкли превозносить себя и свою «гражданскую позицию», плюя в вырастившую их страну отвратительно воняющей субстанцией всех оттенков коричневого цвета, хотя слышать подобное от давно потерявших шарм и актуальность Аллы Пугачёвой и Лаймы Вайкуле12, исписавшихся Шендеровича13 и Макаревича14 даже и не обидно, а попросту смешно.
Если же опять продолжить параллель двух ироничных писателей – Жан-Жака Буазара и Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, то наблюдательный француз прекрасно различал понятия «Отечество» и «Ваше превосходительство»15; ибо с любовью и, пожалуй, болью за Родину смешивались в его душе презрение и ненависть к язвам общества; особенно такие были заметны среди власть имущих: и начиная с басни «Стрела» (La Flèche, IV; XV), обличающей ставленников королевских фавориток, к примеру, того же самого Шуазёля