Фима тут же засунул клок обратно и вытащил резинку для волос, которую я считала потерянной навечно. Он растянулся и попробовал подбросить резинку – но она не полетела, она шлёпнулась коту на морду.
Рони в блаженстве прикрыла глаза.
16 сентября
Фима с утра оцарапал Лёшу до крови. Что уж они не поделили – не знаю. Лёша говорит, что не пускал Фиму на холодильник и тот проявил агрессию. Фима говорит:
– Это драматург лез на холодильник, просил подсобить. Царапка была случайностью.
Крови много оказалось. Пришлось бинтовать. Фима в это время залез на холодильник (с фразой: «Ну наконец-то»), с холодильника на ящик прыг-нул, выбрал самую выразительную локацию над двумя датскими керамическими ангелами. Ангелы сразу встрепенулись и запели:
– Славься-славься! Славься-славься! Славься-славься, славься-славься, наш Фимозненький!
Фимозненький прошлой ночью разбудил Варю. Варя криком из-под одеяла разбудила меня. Я разбудила декабристов. Вместе с декабристами мы отправились бороться с крепостным правом и барскими замашками.
Было темно.
Петух ещё не пропел три раза.
Фима в образе демона грыз ноги моей дочери.
Завидев меня (и декабристов), он подскочил и вылетел в коридор.
Встрепенулась Шнура: «Покормишь?»
Бася сладко потянулась: «Покормишь?»
Я пошлёпала к мешку с кормом, на пороге кухни разлёгся Фима в изящной позе сторонника крепостничества. По-барски он шлёпнул мне лапой по щиколотке:
– Дэвушка, а дэвушка, и что это вы гуляете по ночам?
Потом вскочил и, заведя любимую песенку «тру-ля-ля, тру-ля-ля», рванул к кормушке.
Я вернулась в детскую, накрыла Варе ноги ещё одним покрывалом. Декабристы начали было: «А как же восстание…» – «Спать, все спать».
Уже засыпая, почувствовала, что нажравшийся кот бухнулся мне на ноги и начал лапой рыть себе путь к заветной пятке. «Ща подеру ей ноги, ща подеру», – тихонько урчал котяра. Я улыбнулась, ведь с появлением Фимы я сплю в резиновых сапогах.
17 сентября
Лёша спросил, почему у него до сих пор нет пульверизатора?
Купила ему пульверизатор.
20 сентября
Рони – ужасная попрошайка, но наивная и преданная. Любимое её занятие – сидеть под столом и с тоской, надеждой и глубочайшей симпатией смотреть мне в рот.
– Нет-нет, хозяюшка, это я тебя люблю, а не кусочек ароматного белого хлебушка с хрустящей корочкой и слегка подтаявшим маслицем, таким сливочным, таким желанным, что сейчас… вот да, ты уже съела. Какие у тебя красивые зубы, хозяюшка. Просто залюбоваться можно. Так и светятся.