– Слышишь?! Ты слышишь меня?! Я не одна!
Но она была не услышанной.
В этот момент, в этой точке, она стала не личностью. А переменной в чьей-то формуле. И существо – это был тот, кто пришёл стереть переменную. Оно протянуло руку – или то, что можно было назвать рукой. Приблизилось. Не как убийца. Как форматирование пространства.
Боль была бы уместной. Но боли не было. Был только свет – очень резкий, как у сварочного аппарата. И – провал.
И камера на потолке, которая снова включилась. И записала пустую комнату. И экран, на котором бегущая строка замирала на 96%. И лёгкое потрескивание жёсткого диска, который всё ещё пытался закончить копирование, не зная, что копировать уже не для кого.
Когда он вбежал в помещение, что-то в воздухе уже изменилось. До этого казалось – станция всё ещё дышала, жила – пусть странно, отрывочно, с перебоями в сознании. Но теперь здесь было иначе. Словно вырубили не только свет, но и то, что его питает, отключили электричество. Будто изменили плотность воздуха. Давление, звук, ожидание. Всё стало тусклым. Смертельно ровным.
Он звал её по имени – в пустоту. Ответа не было. Не было даже звона гудящего сигнала в гарнитуре, только глухой, влажный шум, как будто связь оборвалась не у неё, а где-то в пространстве самой станции. Он пробежал мимо дверей, которые ещё полчаса назад были открыты, вбежал в холл, где должен был быть главный дисплей, – погас. Резервная подсветка не включалась.
Ни одна дверь не отозвалась. Ни одно помещение не отозвалось.
Он дошёл до коридора, где они расстались. Её следы – неглубокие отпечатки в пыли и слизи на полу— обрывались в начале лестничного пролёта, ведущего вниз. Он спустился. Ещё коридор. Ещё тень. Влажность. Свет, льющийся из аварийного люминесцентного канала, был нестабильным, искажённым. Казалось, он течёт по стенам, как вода.
Он увидел открытую дверь. Кабинет. Стол, выдвинутые ящики, старый терминал с подключённым к нему кабелем. Жёсткий диск завис на передаче данных 96%. И её – не было.
Он зашёл. И остановился.
Пропало ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Раньше, когда они пришли вместе, это чувство было как шорох за спиной – неясный, почти метафизический. Теперь – оно исчезло. Как будто исчезло нечто – или некто – что смотрело. Ощущение исчезновения стало пугающим. Не потому, что стало безопасно. А потому, что стало… ничем.