Его путь лежал по извилистым тропам бывших проселочных дорог, где асфальт давно потрескался и порос мертвой травой, сухой и колючей, словно щетина давно покойника. Вокруг простирались бесконечные поля, на которых когда-то колосилась рожь, а теперь торчали уродливые, почерневшие остовы того, что раньше было лесом. Кое-где, словно омертвевшие памятники прошлому, торчали остовы линий электропередач, их провода свисали, как паутина, бесполезные и молчащие. Ржавые кузова некогда автомобилей покоились в кюветах, их краска выцвела и облезла, стекла выбиты, а салоны заросли той самой мертвой травой. Они были лишь свидетельством поспешного, панического бегства, прерванного навсегда.
Где-то там, на горизонте, едва проступали призрачные силуэты многоэтажек – бывший пригород Москвы. Он знал эти места. Здесь, за ржавым указателем «Дмитровское шоссе», когда-то был мир, полный шума, огней и надежд. Теперь это была лишь тень. Туда Иван старался не ходить. Слишком опасно. Слишком много фантомов прошлого, которые могли свести с ума или заставить потерять бдительность. А потеря бдительности здесь означала смерть.
Его целью был старый дачный поселок, расположенный в низменности, которую когда-то считали курортной зоной. До Вспышки там была база отдыха, а после – пункт временного размещения для тех, кто не успел эвакуироваться. По слухам, там могли остаться хоть какие-то припасы. И, что важнее, вода. В этих краях питьевая вода ценилась дороже золота, дороже патронов, дороже самой жизни. Несколько дней назад его последний источник – заброшенный колодец с мутной, но питьевой водой – иссяк.
В его рюкзаке лежали немного сухарей, почти пустая фляга и старенький «Макаров» – верный, хоть и тяжелый друг, уже не раз спасавший ему жизнь. На запястье болтался дозиметр, подаренный когда-то другом-физиком. Прибор мерно потрескивал, словно отсчитывая последние секунды уходящего мира, но пока значения были в пределах нормы. «Нормы» для этого мира, разумеется. Для довоенного мира это были бы критические цифры.