*****
Ежи перестал стучать молотом, сел, молча взял из рук матери наполненный вином стакан, выпил его залпом и закусил. Посмотрев на Ирму, он вдруг резко притянул её за талию и усадил к себе на колени.
– Ты извини, что не сдержался и наорал на тебя. – прошептал он, ища губами её губы.
Сердце Эвки оборвалось. Ему никогда не доводилось видеть свою мать и отца в такой момент. Босые ноги соскользнули и поленница рухнула. Эвка зашипел от боли, потому что шлёпнулся прямо на подранную задницу.
– Это что там за шум? – услышал он голос отца, и очень резво вскочил на ноги, и скрылся за углом кузни, где на заборчике сидела кошка Пенелопа.
Пенелопа стоила изумрудные глазки соседскому коту, мордастому Черчиллю. Черчилль же уже давно имел виды на неё. Страсть изводила его, и он всячески выказывал своё желание невозмутимой кошке. Короче, Черчилль приложил немало усилий на то, чтобы расколоть неприступную красавицу, и как раз в тот момент, когда Пенелопа уже почти согласилась… раздался ужасный шум упавшей поленницы. Страсть Черчилля как-то сразу сама собой испарилась в мгновение ока. Коты бросились в разные стороны. Черчилль нырнул в терновый куст, а Пенелопа повисла на заборе, где и нашёл её Эвка. Бесцеремонно швырнул он кошку на развалившуюся поленницу, откуда та с воплем бросилась под ноги Ежке. Пенелопа всегда катастрофически боялась Эвана. Она не раз была тайным свидетелем его ужасных проделок и знала, что в руках того, коту в лучшем случае не поздоровиться.
– Тьфу ты, мать керогаза! – выругался кузнец.
– Что там, Ежи?
– Да ничего! Коты совсем совесть потеряли! Нашу Пенелопу загоняли и поленницу развалили, чтоб им неладно было. Говорил же нечего кошку держать.
– Кошка-то мышкастая всю жизнь, а кот морду наест, и ничего кроме своего хозяйства знать больше не хочет! – хохотнула Ирма.
– Ты на что это намекаешь?
– Да я про котов, дурень, про котов только! – рассмеялась та. Дверь в кузню закрылась. Оттуда ещё долго слышался приглушённый смех и странная возня.
Эвка основательно перевёл дух. И тихонько прокравшись к окошку, сообразил импровизированную подставку и снова заглянул внутрь. Он испытал невольное облегчение, от того, что не застал отца и мать в неподобающем виде. К тому времени пока он восстанавливал наблюдательный пост, всё уже было закончено.