– Всё в порядке! Мы репетировали! – ляпнул Мюррей первое, что пришло в голову. Дарина вышла из кабинета и по-дружески помахала лорду ручкой.
– До встречи, сэр!
– Ага, век бы тебя больше не видеть, сука! – буркнул он себе под нос и захлопнул дверь. Прислуга ещё несколько секунд стояла в совершенной растерянности. Первым вышел из коллапса дворецкий.
– Господа, как я понял, ничего преступного не произошло. Так что предлагаю всем заняться своими делами.
Знакомься, крошка, я –тот, кто я есть!…
Она стояла перед дверью незнакомого дома. И это действительно был дом на отшибе. И судя по его виду «отшиб» характеризовался не только расстоянием от городка, но и всем тем смыслом, что таило в себе это понятие.
Дом старый и обшарпанный; окна затянуты пыльными, непроницаемыми для света шторами; садик зарос бурьяном. Складывалось ощущение, что дом не жилой. Таким запущенным и опустелым он казался.
Дарина нажала на кнопку звонка. Звука не последовало. Тогда она тронула дверь рукой. Та со скрипом открылась, предоставляя взору женщины сумрак и хлам запустения. Дарина вошла внутрь, притворила за собой дверь. Вонь немытой посуды и протухших остатков еды ударила в ноздри. Но это её не смутило. Она не была неженкой и чистоплюйкой изначально. Пошарив по комнатам первого этажа и не найдя там ничего привлекательного, она поднялась наверх. Дверь в спальню была приоткрыта. Дарина заглянула в комнату и замерла, совершенно убитая картиной распахнувшейся перед ней.
В глубине комнаты, на покрытой грязной до черноты, скомканной простынёй кровати, в позе эмбриона лежал Эван. Он не шевелился и казался мёртвым. Дарина робко подошла к нему и воззрилась на того, кого так страстно хотела видеть.
Эвка изменился до неузнаваемости. Одетый в одежду не первой свежести, он был грязен, очень худ, давно не брит и от него несло смрадом мертвечины. Она тихонько тронула его за плечо. Эвка был тёплым. И вздохнула облегчённо, когда нащупала слабое биение сонной артерии на шее. Значит он был живым. Но он не отреагировал на прикосновение. И тогда она перевернула его на спину, почувствовав себя огромной хищной зверюгой, которая натолкнулась на падаль и теперь заинтересованно разглядывала её, пытаясь сообразить, что тут съедобно, а что нет. Эвка показался зверюге абсолютно не съедобным. Но Дарина осторожно стянула липкое от пота одеяло с его груди и продолжала рассматривать мужчину. А тот, не открывая глаз, не соображая, что происходит, с трудом разомкнул запекшиеся губы и промямлил через силу.