Семена. Второе лето - страница 7

Шрифт
Интервал


– Не говорите чушь, молодой человек, информация никогда не теряется!

У меня спёрло дыхание. Я не знал, что ответить. Внутри у меня всё клокотало. Но я не нашёл ничего лучше, как откинуться на спинку сидения и закрыть глаза с целью отстраниться от текущей ситуации и расслабиться, чтобы не наворотить лишних дел. Однако, похоже, преподаватель по-своему интерпретировал такое моё поведение. Он сказал:

– Я даю вам последний шанс…

* * *

Я с трудом открыл глаза. Память еле-еле возвращалась, и первым вопросом, который я задал сам себе, был «Кто я?» и только потом – «Где я?». И если на первый вопрос я более или менее смог ответить, хотя всё равно в голове была какая-то путаница, то на второй вопрос ответа я не знал. Хотя через какое-то время всё начало вставать на свои места.

Слева от кровати, на которой я лежал, мерно гудела система мониторинга жизненных показателей. То есть я находился в больнице, в отделении интенсивной терапии. Я попробовал пошевелиться, но не смог. Монитор запищал, и я вздрогнул.

Буквально через пару минут, как мне показалось, в палату вошла медсестра. Это была молодая девушка со строгим лицом. Она подошла к монитору, что-то нажала, и он замок. Она повернулась ко мне и сказала:

– Как вы себя чувствуете?

Вот, интересно. У них по протоколу должен быть такой вопрос, или это она сама что придумала? Как может чувствовать себя человек, который только что очнулся в реанимации? Я попытался улыбнуться, но нервные импульсы как будто бы доходили до мышц и обратно с какой-то задержкой. Я понял, что меня чем-то седировали, что было очень необычно. Я повернул голову к монитору и увидел, что под одеяло ко мне спускается шланг капельницы. Это подтвердило мою догадку.

Медсестра ушла, и я стал тупо смотреть в потолок. Время текло, как густое тесто, и так же неповоротливо ворочались мысли в моей голове. Большей частью я вообще ни о чём не думал, в голове была пустота. Я только лишь понял, что случился эпилептический приступ, после которого я оказался в больнице, и это было очень странно. Последнее, что я помнил до приступа, было то, как я вхожу в университет.

Дверь в палату открылась, и я увидел родителей. Они были в сопровождении врача, и отец разговаривал с ним в довольно строгой и, скорее, нетерпеливой манере. Я редко слышал его таким. Мама подошла ко мне, а отец с врачом сели за стол и продолжили что-то тихо обсуждать, шурша бумагами.