На кухне лопнула лампочка. Левон не вздрогнул. Он знал: это начало. Архитектура тишины возводила первый этаж. Завтра он станет её камнем или разрушителем.
Он лёг на диван, уставившись в потолок. Шёпот теперь звучал внутри черепа, складываясь в слова: "*Слушай глубже. Слушай пустоту между нотами. Там – правда.*" Левон накрыл лицо руками. Между пальцами просачивался тусклый свет утра. Новый день приносил не рассвет, а продолжение ночи.
В лаборатории всегда пахло озоном и старой бумагой: смесь, которую Левон научился различать с полувдоха, как отличают родной дом по едва уловимому аромату. Здесь, среди приборов и хаотичных стопок распечаток, он чувствовал себя не просто инженером, а дирижёром невидимого оркестра, где каждая частота – это инструмент, а каждый шум – намёк на скрытую гармонию. Сегодня, однако, привычная симфония мира была нарушена. Всё, что прежде казалось надёжным, вдруг стало зыбким, как зыбь на поверхности воды после падения камня. Левон шагал вдоль длинного стола, на котором лежали микрофоны, спектрографы, старые аналоговые фильтры, и ощущал, как напряжение проникает в кожу, будто электричество. Он не спал уже вторые сутки, но усталость не приносила забвения, только обостряла восприятие. Каждый щелчок реле, каждый треск динамика казались знаками, которые он должен расшифровать. Он включил главный анализатор, и по экрану поползли графики. Всё выглядело привычно, но Левон не мог отделаться от ощущения, что за этими линиями скрывается нечто чуждое, не поддающееся анализу стандартными методами. Он вспомнил, как ещё вчера, возвращаясь домой, услышал, как в подземном переходе кто-то напевает фрагмент странной мелодии, и этот мотив теперь не выходил из головы. Он попытался воспроизвести его на синтезаторе, но звук получался каким-то неправильным, будто инструмент сопротивлялся. Левон открыл окно, впуская в лабораторию влажный воздух. Вдалеке, за стеклом, город продолжал жить своей жизнью, но даже здесь, на высоте пятого этажа, доносились странные отголоски: сирена скорой помощи срывалась на фальцет, где-то хлопала дверь, и этот хлопок разносился эхом, словно в пустом соборе. Он зажмурился, пытаясь сосредоточиться, и в этот момент в динамике раздался короткий, резкий писк. Его рука сама собой потянулась к регулятору громкости. Он убавил звук, но писк не исчез, а наоборот, начал разрастаться, превращаясь в низкий гул, который ощущался не ушами, а всем телом. Левон быстро отключил питание, и лаборатория погрузилась в тишину, но гул не прекратился. Он понял, что теперь слышит его изнутри.