В дверь постучали. Она вздрогнула, выронив икону, и только чудом поймала её на лету. За дверью стоял Гордеев, мрачный, небритый, с двумя стаканами кофе и папкой под мышкой.
– Доброе утро, – сказал он, не глядя ей в глаза. – Если это вообще можно назвать добрым.
Василиса взяла кофе, и только тогда заметила, что его рука дрожит.
– Что случилось?
– Нашли тело, – коротко ответил он. – На набережной, у самой звонницы. Похоже, один из тех, кто был вчера в башне.
Она почувствовала, как холодок пробежал по спине.
– Кто?
– Мужчина, лет сорока. Татуировка – змея, кусающая хвост.
Василиса села на стул, сжимая стакан.
– Это предупреждение?
– Или расчёт, – Гордеев бросил папку на стол. – Вот, посмотри.
В папке лежали фотографии: тело мужчины, лицо изуродовано, на шее – свежая татуировка, будто выжженная. На груди – след от удара ножом. Но больше всего её поразило другое: на пальцах погибшего была кровь, которой он успел нарисовать на камне змею в кольце.
– Они не остановятся, – прошептала Василиса. – Даже если кто-то из них погибнет.
Гордеев сел напротив, устало потирая лоб.
– Ты что-то видела?
– Только тень. И круг из мела.
Он кивнул, будто ожидал этого ответа.
– Нам нужен кто-то, кто знает их лучше.
– Воронцов?
– Врач говорит, он в сознании. Но вряд ли захочет говорить со мной.
– Тогда я пойду.
Гордеев посмотрел на неё с сомнением, потом кивнул.
– Только не одна.
Она улыбнулась – впервые за долгое время.
– Я не одна. У меня есть ты и этот город.
Больница встретила их запахом антисептика и тишиной коридоров. Воронцов лежал в палате у окна, лицо его было бледным, но в глазах горел знакомый огонёк. Увидев Василису, он попытался улыбнуться.
– Ты пришла.
Она села рядом, Гордеев остался у двери.
– Нам нужна твоя помощь, – сказала она. – Ты знаешь, что происходит.
Воронцов вздохнул, глядя в окно.
– Они не остановятся, пока не завершат ритуал. Но теперь всё сложнее. Ключи повреждены.
– Колокол и икона?
– Да. Трещины – это не просто повреждения. Это разломы во времени. Если они совпадут….
Он замолчал, подбирая слова.
– Что тогда?
– Тогда город окажется между слоями. Всё, что было, и всё, что будет, смешается.
Гордеев усмехнулся.
– Звучит как плохой фильм.
– Это хуже. Ты не видел, что бывает, когда время рвётся.
Василиса вспомнила своё видение: город, погружённый в тишину, люди-статуи, кровавое солнце.