– МАМА! НЕТ! – Эмили бросилась вперед, схватив Ванессу за руку. Ее пальцы впились в кожу. – Ты не можешь просто уйти! Что с Лили? Как она? Кто… кто ее отец? Ты не можешь бросить нас! В глазах Эмили стояли слезы, смесь детской мольбы и нарождающегося взрослого гнева. Ванесса резко дернула руку. – Оставь меня, Эмили! Я не могу! Я не знаю, что с ним теперь… он написал, что болен… что ему нужны деньги… или он все расскажет… Я не могу! Она вырвалась, ее дыхание стало прерывистым, паническим. Я… я поеду к тете Маргарет. Мне нужно подумать. Просто… дайте мне время! Она больше не смотрела ни на кого. Рывком открыла дверь в прихожую, схватила первое попавшееся пальто – дорогое кашемировое, висевшее на вешалке. Не надела, просто накинула на руку. Потом ее взгляд упал на ключи от ее белого Lexus RX, лежавшие в фарфоровой вазочке на консоли. Она схватила их.
– Ванесса! Остановись! – Джеймс сделал шаг, но его ноги не слушались. Он чувствовал себя разбитым, парализованным. Боль была слишком острой, слишком всеобъемлющей. Он мог только смотреть. Ванесса выбежала в прихожую. Последнее, что они увидели – ее спину, прядь выбившихся из идеальной укладки светлых волос, нервный жест рукой. Потом хлопнула входная дверь. Глухо, окончательно. Через несколько секунд заревел двигатель, резко, зло. Шины визгнули по асфальту подъездной дорожки. Звук удалялся, становился тише… и наконец растворился в вечерней тишине пригорода. Она уехала. Просто уехала. Тишина, наступившая после, была уже иной. Не шоковая, а гробовая. Полная. Разрушенная. Джеймс медленно опустился на ближайший стул. Он согнулся, уронив голову в ладони. Его плечи затряслись. Сначала беззвучно, потом послышались сдавленные, горькие рыдания мужчины, у которого вырвали сердце и растоптали все, во что он верил. Кейт стояла, сжав кулаки. Слезы гнева все текли, но теперь они смешивались с растерянностью и страхом. Ее взгляд, горячий и обвиняющий, был прикован к Лили. – Вот видишь? – прошипела она, ее голос дрожал. Из-за тебя! Мама ушла! Ты все испортила! Уродка! – Лили громко разрыдалась. Она соскользнула с дивана и поползла на четвереньках, не к отцу, который был погружен в свое горе, а к Эмили.
– Эмми… – всхлипывала она, протягивая ручонки. Эмми… боюсь… где мама? Кей-Кей злая… Эмили стояла как истукан. Звук рыданий отца, шипение Кейт, плач Лили – все сливалось в оглушительный гул в ее ушах. Она смотрела на Лили, тянущуюся к ней, на ее мокрое от слез личико, на полные страха и непонимания глаза. Эта маленькая девочка… не ее сестра? Чужой ребенок? Причина всего кошмара? Но Лили была здесь. Она была реальной. Она была напугана. И она звала ее. Механически, почти против своей воли, Эмили опустилась на колени. Она не обняла Лили. Не прижала к себе. Она просто позволила малышке ухватиться за подол ее свитера, уткнуться мокрым лицом в ее колени. Ее собственная рука медленно, неуверенно поднялась и легла на светлую, пушистую головку Лили. Не поглаживая, просто касаясь. Это был не жест любви. Это был жест… ответственности? Жалости? Растерянности? Сама Эмили не знала. Внутри нее бушевал ураган: боль от предательства матери, шок от правды, ярость на Кейт за жестокость к ребенку, и эта странная, щемящая тяжесть от прикосновения к Лили.