– Опять? – тихо спросила Эмили, ставя книгу на стол. Ее взгляд встретился с взглядом Кейт , в нем не было осуждения, скорее усталое понимание и доля упрека. Она молча подошла к шкафчику, достала совок и щетку и протянула их Кейт. – Убери. Пока кто-нибудь не порезался. – Ее голос был ровным, но в нем звучал неоспоримый авторитет старшей сестры. Кейт что-то буркнула себе под нос, но взяла совок. Она начала сгребать осколки с преувеличенной резкостью, звонко стуча ими о металл. Эмили же подошла к раковине, где Лили неуклюже тянулась к крану. – Дай-ка я помогу, – сказала она мягче. Она помогла малышке умыться, вытерла ее лицо бумажным полотенцем, поправила растрепавшиеся волосы. В ее движениях не было той теплоты, как у отца, но была практичная забота, ответственность. Все в порядке, Лили. Бывает. Главное не порезалась? – Лили, успокаиваясь под спокойными действиями Эмили, отрицательно помотала головой. Она украдкой посмотрела на спину Кейт, все еще склонившуюся над осколками, и прижалась к Эмили. Джеймс наблюдал за этой сценой, чувствуя знакомую тяжесть в груди. Этот разлад… Он был как постоянный фоновый шум в их некогда идеальной жизни. Где же Ванесса? Почему ее никогда нет рядом, когда случаются эти маленькие семейные бури? Мысль о жене вызвала новую волну раздражения, смешанного с беспокойством. Ее необъяснимые отлучки в последнее время становились чаще, телефонные разговоры – короче и напряженнее.
—Пап? – Эмили прервала его размышления. Она подвела Лили к столу. – Я сегодня на репетицию выпускного вечера. Вернусь к обеду. Лили, ты будешь хорошей девочкой для папы? Лили кивнула, усевшись на стул и болтая ножками, не достававшими до пола. Ее слезы почти высохли, но тень от испуга и несправедливого обвинения еще читалась в ее глазах.
– Конечно, будет, – улыбнулся Джеймс, стараясь вернуть в голос бодрость. Он подошел к кофемашине, чтобы наконец налить себе чашку. Идеальное утро было безнадежно испорчено. Он посмотрел в окно. Солнце все так же ярко светило на ухоженный газон, играя бликами на листьях клена. Но внутри дома, в его сердце, уже сгущались тучи. Маленькая трещина, возникшая от разбитой кружки, казалось, угрожающе поползла дальше, по фундаменту их семейного счастья. Он не знал, что это лишь начало. Что настоящий грохот, который разрушит все их жизни до основания, прозвучит очень скоро. И источником его будет не детская неловкость, а холодный, рассчитанный удар взрослого предательства.