ГЛАВА 3
Неделю спустя напряжение от гаража понемногу рассеялось, растворившись в рутине. Вечерняя кухня была наполнена мирными звуками: шипение готовящегося ужина на плите, тихое бормотание телевизора, где показывали мультик для маленькой Ани и легкое постукивание пальцев Карины по экрану смартфона. Андрей сидел за столом, разглядывая бутылку домашнего кваса, от которой шел приятный холодок. Жажда накатила внезапно.
– Карин, – позвал он, отрываясь от бутылки, – а мою кружку подкинешь? Граненую, знаешь, ту, тяжелую.
Карина, уткнувшаяся в яркий экран, медленно оторвалась. Ее взгляд, еще расфокусированный от света дисплея, нашел Андрея.
– Что, милый? Чего тебе подать? – переспросила она, привычным жестом отодвигая прядь волос.
– Кружку, говорю. Можешь?
– А, кружку! Конечно! – Она улыбнулась, уже отодвигая стул, чтобы встать. Ее глаза все еще были прикованы к Андрею, полные обычной вечерней усталости и тепла.
В этот самый момент, когда ее тело только напряглось для движения, а взгляд еще не успел скользнуть к шкафу, произошло это.
Не было вспышки, не было звука. Просто… появилась. Буквально из ничего. Прямо на полированной деревянной столешнице, в сантиметре от правой руки Андрея, встала его граненая кружка. Она просто материализовалась там, где мгновение назад была лишь гладкая пустота. Солнечный луч из окна, падавший на стол, вдруг заиграл в ее гранях, рассыпав по поверхности блики.
Андрей вжался в спинку стула так резко, что дерево скрипнуло. Глаза его неестественно расширились, почти вылезая из орбит. Взгляд дернулся от кружки – к Карине. На лице жены застыло абсолютно зеркальное выражение: рот полуоткрыт, брови взлетели к волосам, глаза – огромные, полные чистого, немого потрясения. Он снова посмотрел на кружку. Да, это она. Его кружка. Та самая, тяжелая, граненая. Он снова уставился на Карину, ища в ее глазах подтверждение, что он не сходит с ума.
– Андрей… – ее голос был хриплым, едва слышным шепотом, прерываемым учащенным дыханием. – Это… что это сейчас было?
– Я… я… – Андрей попытался сглотнуть, но горло было сухим. – Я сам ахренел, Карин! – вырвалось у него, голос сорвался на визгливую ноту. – Не знаю! Клянусь!
Карина вскочила, стул с грохотом отъехал назад. Ее лицо побледнело, но в глазах загорелось что-то дикое – смесь страха и недоверия.