– До тебя?! – Алиса истерично рассмеялась, звук получился резким, болезненным. – Ты возомнил себя принцем в башне? Я сражалась за свободу! За правду! А не за… за свидание с надзирателем! – Она снова ударила кулаком по стеклу, боль пронзила костяшки.
– Я знаю! – он почти крикнул, и в его глазах блеснули слезы. Это поразило ее сильнее любых слов. Надзиратели не плачут. – Я знаю, как это звучит! Как это выглядит! Это больно! Это грязно! Это… неправильно до мозга костей! Но это правда! Годы, Алиса! Годы я смотрел! Как ты выживаешь там, где ломались другие! Как ты учишься, как адаптируешься, как находишь свет в кромешной тьме их системы! Как ты яростно цепляешься за жизнь, за друзей, даже когда сама на краю! Твоя ярость… твоя уязвимость… твоя… невероятная, безумная сила! Ты завладела моими мыслями! Моими снами! Я пытался бороться с этим! Это было не профессионально! Неэтично! Чудовищно! Но я не мог! Я влюбился в призрак, который стал для меня единственной реальностью в этом проклятом бункере! И когда ты… когда ты пожала руку Чеширу в последний момент… когда я почувствовал эту связь, пусть и через интерфейс… я понял, что готов на все. Даже на предательство. Даже на смерть. Чтобы ты была свободна. По-настоящему. Не в их симуляции. Здесь!
Он умолк, тяжело дыша, его лоб прижался к стеклу. Его ладонь все еще была напротив ее кулака. Алиса смотрела на эту ладонь. На жилы на тыльной стороне. На бледную кожу. На человека за стеклом. Она ненавидела его. Ненавидела за его роль. За его чувства. За то, что он заставил ее слышать это. Но… она помнила его голос, подбадривающий ее в темноте Нова-Сити. Его терпение. Его последний совет. Его исчезновение ради нее. Чешир. Этот измученный, виноватый человек перед ней был Чеширом. Со всеми парадоксами и болью, которые теперь обрели плоть.
Ярость начала уступать место опустошающей усталости и жгучему вопросу: Что теперь?
Она медленно, будто против воли, разжала кулак. Ее ладонь, бледная, с тонкими шрамами (настоящими? Или последствиями симуляции?), дрогнула и прижалась к холодному стеклу напротив его ладони. Не соприкасаясь. Миллиметры бронированного стекла и пропасть прошлого разделяли их.
– Дэвид… – прошептала она его имя впервые. Оно звучало чуждо, тяжело. – Что теперь? Ты все еще мой проводник? Даже здесь? Даже в этом… стеклянном аду?