Раз в месяц Светик закатывала очередную истерику. Она не виновата, виноваты окружающие. Бедную девочку никто не поддерживает, ее все критикуют, она непременно покончит с собой.
Первые два года после свадьбы и наступления подросткового кризиса у падчерицы я пугалась. Потом привыкла. Уж что что, а желание жить в Светочке и продолжать портить людям нервы было гораздо сильнее ее мнимых депрессий. И, нужно отдать ей должное, талант вампирить и манипулировать чувствами у нее был развит «на пятерку».
Ей ничего не стоило выдать какой-нибудь ядовитый комментарий по поводу очередной моей попытки забеременеть и жадно наблюдать за реакцией. Как присыпать солью кровоточащую рану. Света даже не скрывала, что наслаждается моими растерянностью и неспособностью «дать сдачи».
Я чувствовала, что устаю, что-то внутри меня тает, исчезает нечто важное… желание жить? Диагнозу не удивилась, и – глупо, конечно, но факт – в первые минуты даже почувствовала какое-то облегчение. Всегда знала, что слишком слаба и терпелива. Вот судьба и распорядилась: любишь терпеть боль – наслаждайся.
Услышав мое объявление, Светик выкатила глаза и выдала ожидаемое:
– В смысле заболела? У меня в октябре конкурс видеороликов! Мне кто помогать будет?
Митя зашикал на дочь:
– Света, как тебе не стыдно! Мама может умереть!
А потом начал вытирать слезы. Не фальшивые, вполне искренние. Но у меня внутри почему-то ничто не шевельнулось.
– Как же так, – растерянно повторял муж, – как же так? Неужели никакой надежды?
Вот именно. Как?
– Никакой. Форма такая… агрессивная. Я пыталась… лечилась… не помогло, – каждое слово – правда.
– Но почему ты не сказала мне… нам?!
– Митя, – заявила я, проигнорировав последний вопрос, – я хочу провести последние месяцы в хосписе.
– Но… Верочка… почему? – еще больше растерялся муж. – Ведь дома… дом есть дом… я сиделку найму… медсестру там…
– Потому что дома мне покоя не будет, – сказала я. – И еще эта квартира так и не стала мне домом.
Вот так в лоб и отрубила. А что мне терять? Все равно никаких добрых воспоминаний обо мне не останется. Я ведь просто мама Вера. Прислуга, уборщица, кухарка, надоевшая жена, в отличие от этой… как там ее… дизайнера интерьеров Виктории, двадцать пять лет, бюст четвертого размера и прочие выдающиеся достоинства.
– Вера!
– Конкурсы видеороликов… песни с микрофоном… грязная посуда… недовольство… истерики, – монотонно перечислила я. – Не хочу.