Но те молоденькие мальчики, которых я встречала в юности, не имели почти никакого жизненного опыта (сексуального, вероятно, тоже), а Самойлову было уже много лет, ему перевалило за тридцать шесть, в то время как мне самой недавно исполнилось двадцать пять…
Самойлов много видел, много испытал и много умел. И ему было интересно со мной. Но он не предлагал мне стать его «девушкой», а я не мечтала о том, чтобы он стал моим парнем.
Мы просто занимались сексом, как сумасшедшие, почти теряя сознание, жадно пили жизненные силы друг друга. Просто нам было офигенно хорошо вместе. Нравилось изматывать себя и другого в бесконечном марафоне страсти, проверять возможности собственных тел, испытывать их в мучительно сладких, шипучих, как аскорбинка, опытах. Растворяясь друг в друге, не влюбляться.
Это не любовь, не любовь. Это притяжение называется по-другому. Возможно, страсть. Возможно, сладострастие.
Однажды я спросила Самойлова, что он любит больше всего на свете, и он, не задумываясь, ответил: