Эти воспоминания, мысли выбивали из колеи. От яркого, чуждого уюта Харада на миг все-таки пожалел, что впервые – за несколько месяцев странствий! – принял приглашение кадоку. А ведь таких пиршеств, особенно пышных, если противником была какая-нибудь съедобная тварь, он оставил позади десятки. Но всегда было одно и то же: они с Окидой, забрав награду и долю от ставок, уходили в следующую деревню или городок. Или ночевали в рогэто[19], где вяло жевали ужин и шли спать. Харада и не настаивал на ином. Вот только с каждым днем он видел в их замкнутом горевании все меньше… смысла? Не так. Казалось, эту чашу – боли по тому, что не вернуть, – он не то почти допил, не то расплескал. Скоро из нее уже не получится черпать силы, чтобы, например, драться. Нужна другая.
Окида думала иначе – и, хотя ее тоже звали, не пошла. Харада догадывался, что она делает, если не легла спать. А легла она вряд ли – слишком красноречиво и злобно встретила факт, перед которым Харада ее поставил: «Ты как хочешь, но я иду есть со стариком и моими новыми поклонниками». «Поклонниками, – только и хмыкнула Окида, тряхнув головой. – Да не все на тебя даже ставили!» И плевать. Что, зря он пристукнул змеюку? Обычай поедать убитых чудовищ вообще-то ему нравился, и сейчас, оглядываясь на проделанный путь, он сожалел о том, скольких странных тварей не попробовал, довольствуясь жидкой рисовой лапшой с осьминогами.
В общем, Харада сам не знал, на чем – на любопытстве, на голоде, на тоске, на злости? – но он принял приглашение кадоку и перестал раскаиваться, едва вслед за всеми плюхнулся на мягкую, вышитую водорослями подушку на полу. Громадный низкий стол вместил тридцать человек, но главное – он был с круглой вертящейся серединой, где и выставили щедрые угощения. Змею приготовили в пяти видах: мясо в медовой заливке, жареная кожа, панированные плавники, салат с печенью, салат с сердцем. Нашлось место и креветкам, и маринованным чаячьим яйцам, и острой морской капусте с грибами, и паровым булочкам с вишней, и жареному редису. А когда открыли сливовое и рисовое вино, тоска и вовсе забылась, Харада не заметил, как его втянули в болтовню. Кадоку, посадив его рядом, подробно выспрашивал, где он успел побывать, кого побеждал, с чем связано единственное его собственное правило – Правило Милосердия, то есть то, что он не убивает противников-людей.