Да, это была капитуляция, унижение. Но… Все эти мысли о деньгах и повседневности – так, жвачка для ума в перерывах между циклами дневной рутины. Один из способов занять голову. По-настоящему вдохнуть получается лишь ночью.
Когда последний обход сделан, запись внесена в журнал, а до следующего будильника еще три с половиной часа, я запираю двери своей каморки на все возможные засовы и замки. Мир снаружи перестает существовать, а я наконец могу вспомнить кем я был до… этого всего.
Я достаю из-под кровати пыльный деревянный ящик. В нём – всё, что осталось от прошлой жизни. Несколько уникальных германиевых транзисторов. Потрёпанная тетрадь Виктора Сергеевича в клеточку. И пожелтевшая фотография. На ней мы с ним стоим у первого прототипа. Учитель что-то увлечённо мне объясняет, а я, молодой идиот, смотрю на него с благоговением.
«Знал бы ты тогда, Аркаша, куда приведёт тебя эта дорожка. Подписал бы тот контракт? Или выбрал бы тюрьму, как он? Нет. Струсил бы. Как и тогда».
Я отодвигаю фотографию в сторону. Нечего бередить старые раны. Я надеваю наушники ТДС-3. Щёлкаю тумблером.Привычное шипение. Белый шум Вселенной.
Моя задача, казалось, одновременно проста и одновременно невыполнима. Учитель считал, что где-то в этом бесконечном шуме радиоволн и частот есть некое эхо. Сигналы из… дополнительных измерений. Слабые, едва заметные. Он полагал, что их возможно вытащить только в том случае, если удастся подобрать так называемый «резонансный ключ». Вот, семь лет я и пытаюсь найти этот самый ключ. Кручу настройки, перебираю частоты. Фильтры меняю. Порой кажется, будто я и правда что-то слышу: ритмы, структуры в хаосе.
Вот оно! Кажется, есть…» – мысль вспыхивает в голове, сердце замирает. Я замираю, записываю на ленту, часами анализирую на осциллографе.
«Идиот. Опять. Это же просто гармоника от передатчика с Диксона. Ты её уже сто раз слышал».
Каждый раз – разочарование. Горькое, как остывший цикорий. Иногда хочется всё бросить. Разбить эту проклятую аппаратуру топором, который стоит у печки, и до конца своего срока просто тупо смотреть в стену.
Периодически я открываю останки дневника Виктора Сергеевича, но… содержание оставляет больше вопросов, чем ответов. Точнее, оставляет лишь загадки.
Так проходят недели. Месяцы. Зима сменяется коротким, яростным летом, когда тундра взрывается красками, а потом снова уступает место бесконечной белизне. Прилетает и улетает Зубов. Я получаю письма от сестры, в которых она пишет о племянниках, о новом телевизоре, о жизни, которая идёт где-то там, без меня. Я отвечаю короткими, стерильными фразами.