– Если ты это слышишь… – продолжает говорить женщина. Быстро, четко, без пауз. – Канал односторонний. Мы знали, что ты ответишь. Он… был уверен. Ты должен получить пакет данных.
– Какой еще пакет?! Кто «он»?! – не могу сдержаться. Мой мозг лихорадочно пытается анализировать. Голос молодой, но уставший. На фоне – едва уловимый гул, похожий на работу какой-то сложной аппаратуры или какого-то генератора. Это не какая-то студия. Это подвал. Убежище.
– Твой приемник его не примет, – продолжает она. – Но… сможешь ты. Ты должен стать антенной. Тебе нужно записать сигнал. Осциллограф. Подключи его к себе. Один электрод на висок, другой на левое запястье.
Я обомлел. Что за дичь? Что она такое вообще несет? К… себе? И как это должно помочь? Это даже не бред, это за гранью. Мой научный склад ума восстает, кричит, что это антинаучная ересь.
– Вы что, с ума там посходили?! Зачем мне это делать?! – я чувствую пульсацию вен на голове от ярости и непонимания.
Голос в наушниках продолжает, невозмутимо и неумолимо, словно запрограммированный автомат:
– Это единственный способ. Он проверил расчеты. Это должно сработать. Если ты готов… если ты с нами… сделай это сейчас. Мы начнем передачу через шестьдесят секунд. Отсчет пошел. Пятьдесят девять… пятьдесят восемь…
Вот оно… Обратный отсчет. Как удар ниже пояса. Шантаж. Манипуляция. Меня разрывает на две части. Одна из них говорит: «Беги, Аркаша! Пока еще не совсем поздно! Они тебя убьют или сведут с ума». И отчасти я с ней согласен. Но вторая будто шепчет на ухо: «А какой у тебя выбор? Сидеть сложа руки и молча дожидаться, пока за тобой придут те самые люди в серых костюмах? У тебя нет нормальной жизни и уже никогда не будет. Это твой единственный шанс понять что происходит».
– Тридцать пять… тридцать четыре… – голос в наушниках продолжает отсчитывать, не давая времени на размышления.
Да что же делать-то?! Я и представления не имею, что сейчас со мной будет и чего они там задумали! А-а-ай, к черту! Я действую как в лихорадке, как автомат. Руки движутся сами по себе, пока мозг пытается осознать происходящее. Беру паяльник. Запах горячей канифоли на мгновение заземляет.
– Двадцать три, двадцать два…
Рву фольгу от пачки индийского чая, вырезая ножом два кривых, неровных кружка. Пальцы не слушаются. Кусачками отмеряю два куска медного провода. Руки дрожат так, что когда я пытаюсь припаять провод к фольге, олово ложится уродливым, пористым бугром. Плевать. Лишь бы был контакт.