– Десять… девять…
Нахожу кружку, выливаю остывший цикорий. Наливаю воды из бака, сыплю щепотку соли из солонки. Размешиваю пальцем. Смачиваю самодельные электроды. Прикрепляю их к коже – один к виску, другой к запястью. Они холодные, липкие, отвратительные. Подключаю провода к клеммам осциллографа.
– Я готов! – ору что есть сил.
– Три…
Я не знаю, что сейчас произойдет. Насчет готовности я соврал. Лишь бы жив остался…
– Два…
В наушниках наступает оглушительная тишина. Я успел. Я сижу, вцепившись в край стола, смотрю на ровную зеленую линию на экране прибора и жду, сам не зная чего.
– Один…
В следующий миг мир перестает существовать.
Щелчок.
Не звук, ощущение. Будто внутри черепа что-то сломалось, откололось, рассыпалось на части и теперь блуждает по всей коробке. Зеленая линия на осциллографе взрывается беззвучным фейерверком. Я вижу тысячи символов. Незнакомых. Они складываются в спирали последовательностей. Затем я проваливаюсь в ледяную, гудящую тьму.
Белое.
Снег. Бескрайний. Мертвый. Что-то темное, неправильной формы, лежит в центре этой леденящей душу белизны. Оно не отражает свет – напротив, оно будто питается им. От него исходит мороз, который пробирает до костей.
Серое.
Геометрия. Прямые линии, уходящие куда-то далеко. Люди. Тысячи. Движутся в идеальном, выверенном ритме. Никто не смотрит по сторонам. Лица спокойные. Женщина роняет сумку. Апельсины катятся по асфальту. Никто не оборачивается. И она тоже.
Красное.
Тусклая, пульсирующая точка в черноте космоса. Внутри – решетка, сложная, как кристалл. Рука в перчатке тянется к ней. Медленно. Касание. Вспышка. Ослепляющая. Красная. Боль. Не физическая, нет… Будто от тебя оторвали кусок, а на его место поставили… ничего.
Шепот.
…уровень зашкаливает… дозиметры отказывают......когерентное выравнивание… протокол активирован......найти уязвимость… в логике… в самой основе......он не должен был вернуться таким…
Зеркало.
Я вижу лицо. До боли знакомое. Похожее на мое. Только… какое-то старое, усталое. Изрезанное морщинами, которых у меня еще нет. Он смотрит на меня. Я чувствую его отчаяние как свое собственное. Отец? Не помню. Брат? У меня никогда не было братьев.
Узор.
Все образы, все звуки и ощущения схлопываются. Сворачиваются в одну-единственную, невероятно сложную фигуру. Она отпечатывается на внутренней стороне моих век. Она холодна. Она симметрична. Она – чужая.