– Сними… – прошептал Алекс, и в его голосе звучала нетерпеливая дрожь.
Сашка медленно потянул халат с её плеч.
Ткань соскользнула вниз, обнажив плечи, ключицы, верх груди.
Ангелина вздрогнула от прикосновения прохладного воздуха.
Или от их взглядов?
– Блядь… – выдохнул Алекс, не в силах оторвать глаз.
Сашка не мог пошевелиться. Его руки дрожали, но не от страха – от желания.
Он хотел прикоснуться.
Обхватить.
Почувствовать.
Ангелина видела их голодные взгляды и чувствовала, как внутри всё сжимается от стыда…
И от предвкушения.
– Сними лифчик, – приказал Алекс, но голос его дрожал.
Сашка потянулся к застёжке.
Ангелина закрыла глаза.
Щелчок.
И последняя преграда пала.
Она стояла перед ними с голой грудью, чувствуя, как её тело горит под их взглядами.
Стыд.
Страх.
И невероятное, запретное возбуждение.
– Боже… – прошептал Сашка.
Алекс шагнул вперёд.
И всё, что было дальше, уже не имело значения.
Потому что Ангелина хотела этого.
И это было самое страшное.
Сашка дрожащими пальцами расстегнул сразу несколько пуговиц, и снова замер, словно пораженный молнией. Тяжелая грудь в белоснежном кружевном бюстгальтере гипнотизировала его, как удав гипнотизирует кролика перед смертельным броском. Вены на его висках пульсировали в такт бешеному стуку сердца. Он чувствовал, как слюна во рту становится густой, а язык будто прилипает к нёбу. Очень захотелось упасть лицом в эту божественную ложбинку, зарыться носом в нежную кожу, ощутить её дрожь под своими губами.
Его член вздрогнул, будто получив электрический разряд. Сашка даже не заметил, как у него снова встал – на этот раз такой твёрдый, что казалось, он сейчас прорвёт ткань брюк.
Ангелина стояла, опустив голову. Её лицо пылало таким ярким румянцем, что казалось – если прикоснуться, можно обжечься.
"От стыда", – подумал Сашка, но это была лишь слабая попытка оправдать происходящеё.
На самом деле его уже ничего не могло остановить.
Ни крики.
Ни угрозы.
Даже если бы в дверь вломились все врачи из соседнего отделения, он бы продолжил. Он должен был увидеть её голой. Пусть весь мир подождёт. Пусть рухнут стены.
О её чувствах он не думал. Не мог.
Возбуждение сожгло все мысли, оставив только животную, всепоглощающую жажду.
Ангелине действительно было невыносимо стыдно.
Но самое ужасное – её это жутко возбуждало.
Каждое прикосновение Сашки к пуговицам халата заставляло её кожу покрываться мурашками. Каждый его взгляд, скользящий по её телу, будто оставлял невидимые следы, по которым потом бежал горячий стыд.