Не дать ей потускнеть и уйти из памяти.
У него горло дрожало от нетерпения.
Нужно бы на картоне, маслом, но опять забыл заскочить в киоск.
Опять «завтра», все у него на завтра.
Он отбросил уголь и сел напротив эскиза, разглядывая, устало опустив руки.
Всего-навсего стройная девичья фигурка, короткая юбочка – прямо-таки современная мини… разлетевшиеся по ветру волосы и два нежных крыла за спиной.
Акун сорвал с мольберта планшет и зашвырнул в угол.
Он в седле, и надо ему перебраться на тот берег разлившегося Ургенча, ветер, волны – верблюжьи горбы, а не волны.
Но чудо-конь Тайбурул кидается в воду.
За бурлящей рекой сверкает золотистыми шестами свадебная юрта Айчурек, толпятся тридцать девушек, тридцать молодух…
Что есть силы Акун взмахивает камчой, конь хрипит, борясь с течением, Акун в страхе закрывает глаза, не удержаться за конскую гриву, губы сами собой шепчут молитву: ты, отец наш, Манас, отец Бакай, предки мои!..
Тайбурул выносит его на берег, ледяные ручьи стекают с гривы…
И будто нет уже девушек, Акун их не видит, одна Айчурек в белоснежном платье, вышитом серебром, в белом дрожащем сиянии!
Это два крыла за спиной.
И на вытянутых руках обнаженный меч.
Тайбурул под Акуном ярится, встает на дыбы, из-под копыт брызжет галька.
Камень ударяется о меч, и сталь певуче звенит.
Но нет – вот и девушки окружают всадника, осыпают коня цветами, ссаживают Акуна.
Какой же он маленький, Тайбурулу по брюхо!..
Он не смеет взглянуть на возлюбленную богатыря – все равно что смотреть на солнце.
Ее расшитый серебром подол утопает в зеленой траве, ветер волнует вокруг бедер нежную ткань, а на вытянутых белых руках сверкает стальной клинок.
Словно она предлагает: возьми!
У Акуна слезятся глаза от острого блеска, но замечает щербинку на лезвии от удара камня из-под копыт Тайбурула, и руки Айчурек вздрагивают – устала держать эту непомерную тяжесть.
И еще он замечает, ногти Айчурек в голубом лаке, который усыпан мельчайшими золотыми крупинками, сквозь легкую ткань платья угадываются очертания лифчика, губы полуоткрыты, в яркой красной помаде.
Акуну кажется, что где-то он видел точно такую.
Вот только живые крылья за спиной.
Девушка складывает их под его пристальным взглядом.
Акун моргает, оборачивается к мольберту – странно, будто бы уже и мастерская, – поспешно набрасывает.