Тилларина проснулась под вечер, откинула одеяло и с удивлением посмотрела на свои волосы, которые были рассыпаны по подушке. На ее прядях снова распустились крошечные цветы. Тиль одновременно было до ужаса счастлива и просто в ужасе. Она уже видела реакцию матери на это украшение. Поэтому девочка не придумала ничего лучше, как спрятать волосы под косынкой.
Живот недовольно заурчал и Тиль вспомнила, что ела последний раз она вчера вечером хлеб с водой. Не то что бы это был подходящий рацион для ребенка. С улицы доносился лепет Лиары и тихий разговор матери с подругой, а отец, видимо, еще не вернулся. Поэтому Тиль решилась пробраться на кухню и чем-нибудь подкрепиться, пока там никого нет.
На столе был обнаружен остаток пирога с капустой, который закончился гораздо раньше, чем был утолен голод. Тиль увидела в сенях крынку с молоком и хлеб, видимо мать испекла сразу на несколько дней. Стараясь не шуметь, девочка тихонько прокралась в сени.
– Ну и что мне теперь с ней делать? – послышался голос матери и Тиль замерла. Она не собиралась подслушивать, но поняла, что разговор идет о ней и не смогла заставить себя уйти.
– А что ты можешь сделать? Прятать ее до девяти лет ты сможешь, а потом? Жнецы придут, это и дураку ясно. И тут вопрос, казнят вас всех вместе или только ее?
Тилларина застыла от страха, но не проронила ни звука, продолжая подслушивать.
– Ты предлагаешь мне ее отдать жнецам сейчас? Она все же моя дочь. – голос Адалии был усталым и не содержал в себе эмоций. Словно такое предположение – это всего лишь один из вариантов. Словно они не обсуждают ее убийство на алтаре, с последующим сожжением.
– Ой, Ада, я тебя умоляю. Она уже раз и так чуть тебе жизнь не сломала. Подумаешь, ты разок развлеклась с заезжим красавчиком. Да если бы тебя Эрик не прикрыл с беременностью, ты бы и в поломойки не устроилась. А мамаша твоя удружила, ничего не скажешь, скрыть от тебя твою же беременность. Даже не удивлена, что в итоге она так свою жизнь закончила.
– Цыц. – на этот раз уже зло шикнула Адалия. – ты что несешь, еще услышит кто. Эрик и так знает, что Тилька ему не родная, а больше об этом знать никому и не нужно.
– А ты знаешь, где ее настоящий папашка то?
– Да откуда. – грустно вздохнула Адалия. – мне на память от него досталась только эта мелкая зараза, да подвеска, которую моя мамаша, чтоб ей покоя не было на том свете, спрятала куда-то. Даже имя этой поганке она сама дала, Тилларина, тьфу, и зачем так с ней носилась.