Отравленные узы - страница 9

Шрифт
Интервал


– Удивительно, что ты вспомнила только о них, – мне пришлось отвернуться. Не было сил смотреть на две искривленные рожи. Это не мать, не та, что улыбалась мне на прогулках, не та, что покупала шоколад и делала кофе по утрам. От той прежней осталась лишь голова, половина голоса, и что-то мне подсказывало: она не была доминирующей частью.

«Удивительно, что ты оправдываешь её даже сейчас», – хмыкнул внутренний голос. Да уж, такие мы, недолюбленные дети, хлебом не корми – дай видеть хорошее в значимом взрослом. Надеюсь, Р. сможет сделать с этим хоть что-то. Нет, точнее, мы с Р.

– Мне. Нужны. Мои. Вещи, – она отчеканила каждое слово, придавая им чуть ли не мировую значимость.

Раньше мне казалось, что передо мной – властная богиня, держащая в руках мою судьбу, Тиамат, Кали Ма, Геката, старшая из норн, Эрешкигаль, а на деле – пустышка. Россыпь чешуек, призванная замаскировать и украсить разросшуюся гниль.

– Нет, – отрезала я спокойно, призывая на помощь трёхглавого пса.

Всё случилось в один момент: земля задрожала под ней, затряслась и пещера. Вещи, что лежали рядом, начали трескаться и осыпаться, улетая в бездну. Её крик, казалось, готов был пронзить мнимые небеса, но вскоре затих, оставшись где-то в глубинах подземья.

Я с удивлением ощутила под собой гладкую шерсть пса, а ещё – прыжки. Он пригибал спину, а затем взмывал в воздух и вцеплялся лапами за очередной механизм, уводящий в верхний, реальный, мир. В уши вдарил боевой клич. Кажется, он был настроен на отчаянную схватку, так, чтобы в жилах кипела кровь, а у лап валялись части поверженного чудовища или любого, кто встанет между ним и путём.

«У тебя ведь тоже избирательная память, – отметил внутренний голос. – Так чему ты удивляешься?»

Да уж. Река времён беспощадна. Но я бы никогда не смогла забыть что-то вроде… убийства?

«Для неё это не более, чем истерика или психоз», – тут же нашёлся ответ.

Спорить я не стала – лишь уткнулась в центральную голову пса и прикрыла глаза. Перед нами по капле, по лёгким мазкам неведомого художника, вырисовывалась реальность, до жути обычная и полная повседневных дел.

II

. Загребущие лапы

1.

Среди всего этого хлама, на которое она выкинула целое состояние, нашлась и мало-мальски стоящая вещь – семейный альбом. Одинокий, пыльный, заброшенный, он лежал в глубинах скрипучего комода. Он начинался с чёрно-белых фотографий прошлого века и заканчивался моим ранним детством – последней точкой отсчёта, блаженными и нервными днями затишья перед страшной бурей безумия.