Именно поэтому ему поручили Объект 447-Alpha.
Его нашли буксиры-мусорщики на самой периферии Пояса. Зацепили гравитационным крюком случайно, приняв за крупный фрагмент бакалита. Но при попытке буксировки объект… сопротивлялся. Не активно. Не излучая энергию. Он просто не поддавался. Физически он был там, но гравитационные и инерционные поля буксира словно проходили сквозь него, не встречая сопротивления. Его доставили на «Кибелу-7» в специальном контейнере с нулевой гравитацией. И поместили в Изолированную Камеру Альфа.
Объект был неактивен. У него не было видимой энергетической сигнатуры, теплового следа, электромагнитного излучения. Он не имел маркировки – ни следов письма, ни опознавательных знаков, ни даже царапин, указывающих на происхождение. И он не поддавался сканированию. Лазерные зонды проходили сквозь него, не отражаясь. Гравиметры показывали ноль. Сканеры материи терялись в показаниях – объект то выглядел как сверхплотная нейтронная структура, то как разреженное облако пыли. Он не отражал волны. Он не излучал. Он не сопротивлялся попыткам анализа. Он просто… был. Неподвижный, безмолвный, непостижимый кусок реальности, брошенный в стерильную коробку Камеры Альфа.
Илиан-9 впервые увидел его через многослойный иллюминатор из бронированного стекла и энергетических полей. Форма объекта была… неопределённа. Это не было оптической иллюзией. Техник-оператор Шион-4, стоявший рядом, описал его как «изогнутую пластину, похожую на черное крыло». Начальник охраны Ростов бурчал что-то о «слишком идеальной черной сфере». На мониторах объект выглядел расплывчатым пятном, которое система визуализации безуспешно пыталась очертить контуром. Для Илиана же, когда он отключил навязчивые попытки интерфейса «достроить» изображение, Объект 447-Alpha предстал пустым пространством. Не черной дырой. Не предметом. А зиянием. Окном в абсолютную темноту, которое при этом… звучало. Не в акустическом смысле. Это было ощущение глубинного, невероятно сложного паттерна, вибрирующего за гранью восприятия. Паттерна, который никогда не повторялся. Каждая миллисекунда его «звучания» была уникальной, непредсказуемой, не сводимой к алгоритму.
Он назвал его Глиф 0. Просто потому, что всё начиналось с нуля. С чистого листа. С невозможности применить старые методы.