– Что?! – я побледнела. – Я не буду трогать эту… эту скотину.
– Будешь. Или родители узнают, что ты отказываешься учиться.
Я развернулась и выбежала из мастерской. Ненавижу. Его, эту деревню, всех!
Следующее утро началось с кошмара. Андрей притащил меня в коровник, где стояла огромная рыжая корова по кличке Марта.
– Подходи ближе.
– Не пойду, она меня съест.
– Она травоядная. Не съест.
– А вдруг лягнет?
– Не лягнет, если не будешь ее нервировать.
Я осторожно приблизилась к корове. Марта посмотрела на меня большими карими глазами и издала протяжное "му-у-у".
– Она на меня рычит! – я отскочила.
– Она здоровается, – Андрей с трудом сдерживал смех. – Садись на табуретку.
– На какую?
– На эту. – Он поставил рядом с коровой по виду подставку для ног. – Бери ведро и начинай.
– Что?
Андрей вздохнул и показал, как нужно доить. У него все получалось легко и естественно, струйки молока ритмично били в ведро.
– Теперь ты.
Я села на табурет и взялась за… за эти штуки. Коровьи соски оказались теплыми и скользкими. Я поежилась от отвращения.
– Ну давай, – подбодрил Андрей.
Я попробовала сжать, как он показывал. Ничего не произошло.
– Сильнее.
Я сжала сильнее. Марта дернулась и недовольно мыкнула.
– Осторожнее. Больно делаешь
– А мне приятно, по-твоему?
Полчаса мучений дали результат в виде двух стаканов молока и моих онемевших рук.
– Мало, – констатировал Андрей. – Завтра будет больше.
– Не будет. Я больше не буду этого делать.
– Будешь. Каждое утро, пока не научишься.
Так началась моя каторга. Каждый день Андрей давал мне новые задания. Поливать огород, полоть грядки, мыть посуду, стирать белье.
– Это рабский труд! – кричала я, стоя по колено в огородной грязи.
– Это работа. Попробуй, вдруг понравится.
– Никогда мне это не понравится!
Но он не сдавался. Каждое утро приходил и заставлял работать. А когда я особенно упрямилась, он просто забирал мой спрятанный телефон.
– Отдай! – вопила я, пытаясь отобрать у него мобильник.
– Заслужи. Выполнишь задание – получишь телефон на полчаса.
– Полчаса? Ты сошел с ума.
– Или так, или совсем ничего. Твой выбор.
И я работала. Злая, взбешенная, но работала. Потому что эти полчаса с телефоном были единственным напоминанием о нормальной жизни.
Прошло две недели. Я научилась кое-как доить Марту, могла растопить печь с третьей попытки и даже сварить что-то съедобное. Но каждое утро я просыпалась со злостью и шла работать, как на каторгу.