Глава 2
Капитан открывает глаза, и хочет снова закрыть их. За окном все та же бесконечная серая масса, которую люди почему-то зовут зимой, на подоконнике зелёный в полоску шарф. Капитан не может вспомнить, который день, месяц, год. Как долго он здесь? За окном все еще зима, все без изменений. У Капитана нет прошлого, а теперь, кажется, нет и будущего. И настоящее настолько серо и уныло, что лучше бы его не было тоже. Капитан думает о том, что лучше бы его вообще не было. Он закрывает глаза, перед ним – жёлтое платье и старое пальто, и тонкие белые руки, пальцы сжимают пожелтевшие листки. Лу улыбается, и Капитан знает, что это не взаправду. Он не помнит, когда она последний раз улыбалась ему наяву. Капитан снова открывает глаза. Февраль.
Мальчик и ворон
Мальчик роняет на землю протертую до дыр кепку, и тут же поднимает, только и успевая выдернуть её из-под ног прохожего. Мгновение, и его почти сбивает с ног другой, точно такой же прохожий в чёрном шерстяном пальто и в цилиндре, и мальчик пытается вспомнить, не тот же ли это человек, что только что чуть не затоптал его кепку. Нет, у того, кажется, в руках была трость.
Мальчик не без труда выбирается из толпы, кашляет от пыли и сигаретного дыма и натягивает на голову рваную пыльную кепку. Мимо проносится ещё один мужчина, такой же, как двое предыдущих – в чёрном пальто и цилиндре, а мальчик думает, что все они одинаковые, и неважно, банкир этот джентльмен или доктор. Он с большим удовольствием смотрел бы на рабочих – они не такие, они-то носят синие рабочие костюмы в пятнах сажи или краски, или просто дорожной грязи, и по каждому можно сказать, кто чем занят. Мальчик ещё любил рабочих за то, что они живые – каждый на свой манер, а ещё они никогда никуда не торопилась. Или, по крайней мере, не торопились так, как эти джентльмены в их чистеньких пальто и цилиндрах, не замечающие ничего под ногами.
Но здесь, на центральной площади, рабочих не было, и смотреть было не на что, поэтому мальчик, пробираясь сквозь гудящую толпу, шёл к старому, давно не работающему фонтану, который облюбовали большие чёрные вороны. Потому что птиц мальчик любил даже больше, чем рабочих.
Он точно не знал, в чем причина этой любви, но знал, что птицы любят его не меньше. Мальчик даже умел говорить с ними, или ему только казалось, что он умеет, но они, кажется, понимали его. Один ворон, тот, что крупнее остальных, тот, что всегда забирал самые большие хлебные крошки, чаще остальных прилетал к мальчику, садился ему на плечо, и мальчик говорил с ним. А ворон слушал, чуть склонив голову, и, кажется, все понимал.