Уже прошла пресс-конференция, уже журналисты оповещали народ о предстоящем заложении "звезды", биографию Понаровской растаскивали на кусочки газеты, журналы, телевидение, а Ирина сидела перед теми, кто затеял шум со "звездой", и слушала позорный лепет: мол, придется подождать недельки две-три, потом-то плиту с ее именем непременно заложат, а пока Совет "Овации" предлагает другие кандидатуры для первоочередного почитания. В самом деле: кто такая Понаровская?! Ни звания, ни других заслуг перед Отечеством. Одно имя. На Площади увековечены мэтры: Утесов, Козин, Шульженко, Бернес, Юрьева, Высоцкий, Цой… А ее достижения? 25 лет на сцене?
Она заставила себя не заплакать и сказала: я сейчас попаду в реанимацию, и все ваши (мои!) концерты полетят к черту, и вы вместе с ними, и я расскажу всем, почему так произошло. Собеседники попятились вторично. Они ждали смирения от терпеливой женщины. Но больше всего на свете ее страшит позор. И там, где речь идет о чести и достоинстве, она непреклонна из последних сил. Отложить церемонию на Площади звезд – это затоптать ее имя.
Не она тянула из "Овации" символическую плиту. Сами вызвались. Ее двадцатипятилетие на эстраде правильнее было бы праздновать год назад. 6 ноября 1971 года она впервые вышла на сцену. Но в 96-ом желающие помочь с сольными концертами только определились. И раньше будущей весны выступить не удалось. Так сложилось, что "Овация" тоже воспряла после долгого затишья и решила возобновить церемонию заложения плит на Площади звезд. Понаровская показалась достойной кандидатурой. Кто ж знал, что некоторые ее коллеги сочтут это оскорблением для себя. Она всегда готова была уступить последнее, самое почетное, место в сборных концертах. Уступила бы очередь и в этот раз. Только без публичного унижения. Ведь ее уже поздравляют!
Сердце выдержало тот разговор. А голосовые связки нет. К тому же накануне первого концерта предательски разваливались декорации. Огромные атланты отказывались подчиняться и норовили переломиться, вместо того чтобы величественно восстать из руин по мановению рук певицы. Гиганты символизировали мужчин ее жизни, которые якобы поддерживали Ирину, пока не оказывалось, что держатся за нее. Декорации, сами того не подозревая, отразили правду жизни. И будто последняя струна единственного ее инструмента лопнула. После первого концерта у Ирины пропал голос. Ей вкололи лошадиную дозу лекарств, но связки не отреагировали. Они были, как рваные куски мяса – следы побоища.