Когда я регистрировалась в мотеле – в фойе с пыльными коврами, где за стеной, в ресторане, грохотал чей-то праздник, – мир утратил осязаемость. Как когда стоишь во сне, гадая, спишь или бодрствуешь, но тут же проваливаешься в илистую топь и ни до чего не можешь дотронуться. Истинным было лишь солнце, необъятное, жгучее в пронзительно-голубом небе. Даже когда я и впрямь заснула – беспокойно из-за рева грузовиков, – мне снилось оно. В самом его центре трепетал алый зрачок, скользящий по всему, что есть и дышит, и когда он скользнул по мне, сузившись, как у кошки, я почувствовала, что он избирает меня. И, стоя на коленях, простерла к нему руки, чтобы оно вытеснило боль и грусть; пустило по жилам жидкий целительный свет.
Наутро, когда я сдавала ключи угрюмой девушке за стойкой, солнце горело, заглядывая в окно. Будто из другой вселенной или оборотной ее стороны, качающееся среди облаков, точно талисман, пригвожденный к картону. Я тряслась под его взором, и кто-то другой уточнил бы, нет ли у меня температуры, но девушка за стойкой ничего не сказала. Лишь вручила подписанные бумаги:
– Осторожнее на дороге, – и, пока я направлялась к выходу, не отводила от меня глаз. Ее взор упирался в спину; прежде чем сесть в машину, я повернулась к ней, едва ли не бросая вызов. Та не стушевалась, не потупилась; только смотрела. Черными-черными глазами. Солнце стояло выше, чем положено, и тени графитными штрихами очерчивали ее мраморное лицо так, что оно казалось бледной твердой маской на силуэте, похожем на человеческий.
Спустя минут сорок меня стошнило. Я даже не успела остановиться как следует – резко затормозила посреди единственной полосы и согнулась над раскрошившимся, в проплешинах, асфальтом. Вывернуло меня вчерашним рыбным пирогом, заказанным в номер. Отерев остатки еды с губ, я глотнула отвратительно теплой воды из литровой бутылки, а в бутылке поменьше развела лекарство. Кожа слиплась и пылала; никто не ехал ни туда, ни обратно, и я расплылась по водительскому сидению посреди проезда, даже не захлопнув дверь.
Можно было развернуться. Мотель полупуст, вопреки отпускному сезону; угрюмая девушка нашла бы номер – я отлежалась бы, пришла в себя, а матери соврала бы, что машина сломалась или меня укусил клещ и я возвратилась в питерский травмпункт. Однако впереди замедлились чьи-то «жигули», и я поспешно сдала вбок. Тошнота унималась; ущипнув себя за запястье, я включила на часах мелодию с колокольчиками: