– и поехала дальше.
Идея, что есть места, завлекающие жертву, как венерина мухоловка, даже не приходила мне в голову. Я просто отравилась, отмахивалась я. Приеду на дачу Анжелы – Ангелины – или как там ее – и все наладится.
Скорее всего, тогда это и произошло. Поворотный момент, роковое ответвление. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – голову потеряешь. Даже на прямом – вперед или назад – пути я умудрилась решить неправильно.
* * *
К старушке, торгующей у обочины, я вышла, когда солнце уже клонилось вниз. Поблизости не стояло ни единой деревни, а последнюю хижину-руину я миновала еще до полудня, и тем не менее старушка устроилась на тряпичном стульчике, разложив перед собой кульки и банки. В иных обстоятельствах я бы поежилась: пожилая женщина в глуши, подстерегающая у поворота, – жутко — и добавила бы скорости. Но на раскладном столе, на белоснежной скатерти, наливалась цветом земляника; язык защекотало кремовым вкусом из детства – как когда ложкой загребаешь толченые ягоды со сливками. И я не устояла. Иногда мама покупала у таких бабушек лисички, клюкву или семечки – вряд ли что-то пошло бы не так.
Когда мотор заглох, в воздухе повисла плотная тишина. Нарушал ее лишь шелест ветра, вкрадчивый, как если бы сама чаща затаила дыхание, да хруст моих шагов. Женщина улыбнулась; в чуть слезящихся глазах сверкала доброта – смешливая, свойственная людям, к кому судьба отнюдь не ласкова. Загрубевшие, в мозолях, пальцы почернели от тяжелой работы, и, когда я встала перед ее незатейливым прилавком, она огладила ими крышки солений. Мне вдруг страшно захотелось прильнуть к ее груди, чтобы она убаюкала в объятиях и пообещала, что все будет в порядке.
– Можно земляники, пожалуйста?
Прозвучало хрипло, как по наждачке.
– Свежая, луговая, – сказала женщина, – только на заре собрала, – и принялась ловко сгибать «рожок» из пожелтевшей газеты. Затем щедро зачерпнула ягоды лопаткой, какой обычно забавляются дети в песочницах, и насыпала в «рожок», пока не образовалась горстка. Раскиснет, определила я; надо бы попросить банку, но я не стала. Только улыбнулась, вымученно, будто в щеках порвались какие-то нити.
– Сколько?
Старушка цыкнула и пошлепала меня по тыльной стороне ладони, едва касаясь.
– Нисколько, милая. Тебе это нужно – сразу видно, недомогаешь.