Пока Ян следил, чтобы никто случайно не вошел, девушка судорожно прятала бумаги под пояс юбки. Из здания Базилики святой Марии они выходили очень медленно, чтобы листки не выпали при ходьбе. А потом, за углом, Ада вытащила их и сунула Яну так быстро, словно они ее обжигали. Поляк чмокнул ее запястье, ухватил мисс Гордон за руку и потащил поскорее прочь. Они пробежали мимо Палаццо Людовизи, свернули к Мальтийскому дворцу, выскочили на площадь Испании. Только тут Ян остановился, и Ада смогла отдышаться.
– Ты просто псих, – с трудом выговорила она.
– Тут есть английское кафе, тебе понравится, – невпопад ответил поляк. Удивительно, но он почти не запыхался после пробежки.
И вот теперь они сидели чинно в «Чайной Бабингтон», Ада пила чай с пирожными, а Ян читал.
– Тринадцать… их было тринадцать, – тихо проговорил он. – И царица. Но что было потом? Они…
– Послушай, – Аде слегка надоело его бормотание. – Почему ты вообще решил, что вампиры существуют?
Ян поднял голову, посмотрел на нее. Серые глаза погрустнели.
– Вампиры убили моих родителей. А я это видел.
– Мы жили в Варшаве. Отец занимался наукой, он преподавал историю в университете, мать вела дом. У меня было два старших брата, Адам и Франтишек, и младшая сестра, Агата. Когда в Польше началась гражданская война, самый старший, Адам, ушел воевать. Он погиб где-то под Варшавой, даже могилы не осталось. Мать очень боялась, что и второго моего брата, Франтишека, тоже заберут или арестуют, но отцу удалось подмазать какое-то начальство, и нашу семью не тронули. Я поступил в университет, на философский факультет…
Он скривил рот в некрасивой гримасе:
– Какой же я был наивный дурак тогда! Мечтал о каких-то немыслимых свершениях, о перемене мироустройства, не меньше.
Ада отпила глоток чая:
– Сколько тебе тогда было лет?
– Девятнадцать. В девятнадцать все идеалисты и мечтатели, – грустно ответил Ян.
Ада только покачала головой: себя в свои девятнадцать она такой не считала. Ее цели вполне понятны и просты: стать знаменитым историком, открыть какой-нибудь древний город и доказать замшелым академикам из Оксфорда, что женщина способна на великие дела. И никаких идеалов.
– И что случилось дальше?
– Как-то один из студентов отца принес ему бумаги и маленькую, с мою ладонь размером, шкатулку из черного дерева с непонятными надписями. Очень просил сохранить. Отец согласился.