Но однажды к нам в дверь постучали. Говорят, что самое страшное время – ночь? Нет, Ада, не всегда. Тогда был ясный солнечный день. В нашу квартиру ворвались трое, они перевернули все вверх дном, вытащили те бумаги, которые принес студент, привязали отца и мать к стульям. Агаты и Франтишека тогда, к счастью, не было дома.
Они требовали, чтобы отец отдал им шкатулку, но он отказался. Тогда один из тех троих усмехнулся и заявил, что отцу и не нужно ничего говорить, гораздо проще все узнать по его крови.
Ян отпил несколько глотков остывшего чая. Ада с ужасом слушала его рассказ. Она знала, что в Восточной Европе несколько лет назад творились всякие кошмары, что страшные красные убивали приличных людей, что Советская Россия распространяет вредную идеологию, что коммунисты хотят подчинить себе весь мир… Но все это было похоже на легенды о древних войнах: было где-то далеко и не совсем правда. А вот сейчас рядом с ней сидит взлохмаченный молодой человек в слишком новом пиджаке и слишком старых ботинках и с болью в глазах рассказывает о том, что видел сам. Аде очень не хотелось верить в то, что ужасы и убийства бывают на самом деле.
– Этот человек… нет, он не был человеком, но тогда никто из нас этого не понимал…
– Погоди, – прервала его рассказ Ада. – А где был ты? Ты говоришь, что всех схватили, а тебя?
– Я сидел в шкафу, – опустил глаза Ян. – Отец велел мне прятаться, и я спрятался. Но все видел. Там щель была между дверцами.
– Угу, а когда трое разносили комнату, они тебя не нашли? – скептически поинтересовалась мисс Гордон.
– Не нашли! – воскликнул Ян запальчиво. – Да они даже в сторону шкафа не посмотрели!
– Интересно, с чего бы это? – удивилась Ада.
– Не знаю! – Ян вдруг запустил пальцы в волосы, дернул себя за вихры. – Слушай, я даже не задумывался. Но ведь и правда, они могли меня найти и… не нашли.
У мисс Гордон возникло ощущение, что новый знакомый что-то недоговаривает. А то и просто сочиняет. Но разве можно придумывать историю о гибели собственных родителей? Это звучало как-то очень жутко.
– Странно это, – осторожно заметила Ада. – А что было дальше?
– Дальше… а дальше тот, который говорил про кровь, наклонился к шее отца и вцепился в нее зубами.
Аду передернуло. У нее было слишком живое воображение, и картина, как один человек кусает другого, представилась очень ярко. Ничего красивого в этом не было. Ян смотрел в стену, Ада тоже глянула в ту сторону, но ничего особенного не увидела: картина какая-то пасторальная, лампа на длинном шнуре, прикрученная под ней. Пшебжинский молчал, и она уже подумала: может он жалеет, что разговорился с посторонней девушкой. Но тут поляк снова заговорил, тихо и монотонно: